Змейка и крылья ночи

Кажется, он был в растерянности. Он странно на меня посмотрел, как будто только что заметил во мне что-то новое. Может быть, так же, как я сейчас заметила что-то новое в нем.

Винсент раньше никогда не бросал начатую тему, так что меня слегка удивило, когда его лицо прояснилось и он вместо продолжения разговора протянул мне руку.

– Потанцуем?

– Потанцуем?!

У меня помимо воли сморщился нос, и Винсент лукаво усмехнулся:

– Настолько немыслимая перспектива?

– Я…

Мне удалось замолчать, прежде чем я произнесла остаток фразы. Но лицо мое, как всегда, было чересчур выразительным. Во всяком случае, он заметил гнев, который я не хотела показывать.

– Тебя что-то тревожит.

– Я видела, что твои люди сделали с Райном.

– С Райном?

– Моим союзником.

У него померкло лицо.

– Хм.

– Ты… – Мне пришлось тщательно подбирать слова. – Ты сказал мне, что не станешь его калечить.

– Искалеченным он не выглядел, – просто ответил Винсент. – Я не наблюдал, какие методы применяет Джесмин, но видел, что на том испытании он сражался хорошо.

Сражался хорошо, несмотря на жестокую пытку, которую перенес.

Я промолчала, потому что не ручалась за себя. Даже то, что я уже выложила, было чересчур. Но, вопреки моим ожиданиям, Винсент казался не более чем усталым и печальным.

– Я король военного времени, ведущий свой народ через мрачную эпоху, – произнес он. – А Джесмин – генерал, который знает, как делать то, что необходимо для защиты ее королевства. Иногда эти задачи требуют неприятных действий. Не буду этого отрицать.

Он снова протянул мне руку и сказал со слабой, мягкой улыбкой:

– Но сегодня я просто отец, который двенадцать часов назад не сомневался, что видит смерть дочери. Так что прошу тебя, маленькая змейка, доставь мне такое удовольствие. Позволь мне всего пару минут побыть таким.

Я неловко замялась.

Жизнь потребовала от меня научиться быть несколькими взаимоисключающими личностями одновременно. Она вынудила меня разделить свой ум на много маленьких комнаток, в каждой из которых находилась совершенно отдельная часть меня. Теперь гнев, как дикий зверь, утихомирился настолько, чтобы я без риска заперла его в нужную клетку. Он не ушел. Он не удовлетворился. Но он был приструнен.

– Я не умею танцевать, – сказала я наконец.

– Не страшно. Сделаем вид, что я не такой плохой отец и что я учил тебя всему, чему положено.

Я смягчилась.

Ну и пошло оно все.

Я приняла протянутую руку, и Винсент повел меня танцевать. Мы держались в стороне – подальше от того сомнительного разгула в центре зала, куда неловко было бы заходить с отцом.

– Ты научил меня более полезным вещам, чем танцевать, – сказала я.

Он развернул меня в начальную позицию. Танцевать я, допустим, не умела, зато умела двигаться и уж точно знала, как следовать, когда он ведет. В результате получилось вовсе не такое уж неловкое топтание, как я опасалась.

– А ты хорошо их изучила, – ответил он. – И не только их, если судить по тому, что я видел прошлой ночью.

Гордость в его голосе зажгла у меня в груди ответный теплый огонечек. Губы невольно растянулись в улыбке.

Все произошедшее до сих пор виделось мне как в лихорадочном бреду. Я не вполне понимала, что я сделала и как я это сделала. Но я знала одно: впервые за целую жизнь я почувствовала себя сильной, по-настоящему сильной.

Винсент тихо засмеялся:

– Не прячь эту гордость. Она заслуженная.

– Я не представляла, что так могу, – призналась я.

Знал ли он? Подозревал ли, что я способна на такую силу?

– Никогда не стыдись превзойти чьи-то ожидания, – сказал он. – Даже мои.

Я не задумывалась, что такое возможно. Ожидания Винсента были формой, в которую я была отлита, – мне некуда было идти, некем становиться, кроме того, чем меня сделал он. Я смолоду поняла, что его резкие слова и тяжелая рука оправданны. Он пытался меня уберечь, и одной ошибки было бы достаточно, чтобы уничтожить мою хрупкую смертную жизнь.

Винсент никогда не извинится за то, что он сделал с Райном. Может, и не следовало извиняться. Может быть, в его ситуации он не сделал ничего плохого. Но сегодня он будет делать вид, что ничего не случилось. И может быть, сегодня мне стоит следовать за ним, как я это делала последние шестнадцать лет.

Тем не менее я не могла не прощупать почву. Чуть-чуть.

– Как ришане? – словно между делом спросила я. – Есть новости?

– А как же. Я скоро опять уеду, на несколько недель. Но давай не будем о таких темных материях. Сейчас я хочу быть здесь.

Он вел меня по паркету, и мне это вдруг напомнило, внезапно и ярко, один эпизод. Когда я была еще маленькая, он подхватил меня одной рукой и показал, каково это – летать. Совсем немного, только с балкона на землю. Один раз и больше совсем никогда.

Я рассказала ему об этом, и почему-то от улыбки, которая появилась у него на губах, у меня заныло сердце.

– Помню, – нежно сказал он. – Я тогда увидел, как ты улыбаешься, впервые с тех пор, как я привез тебя сюда.

– Такого я не помню.

– А я никогда не забывал.

Я подумала, каково было летать с Райном – даже при таких ужасных обстоятельствах это было ощущение свободы и ликования.