То ли была нарушена собачья иерархия, то ли попраны принципы собачьего суверенитета, но завязалась грандиозная драка. Клубок яростно рычащих и визжащих псов катался возле кухни, сшибая лавки и кастрюли, пока кто-то из прибежавших мужчин не выплеснул на них ведро ледяной воды. Однако один из псов успел-таки, не разобравшись, цапнуть Славочку, слава богу, не сильно. Впрочем, Славочка в этой четверке всегда попадал «под раздачу».
В другой раз «банда» обнаружила на опушке леса неподалеку от лагеря осиное гнездо и полезла его исследовать… На истошный визг Славочки сбежался весь лагерь. Детей еле отбили от ос. Ревущих, неузнаваемо распухших, их обмотали мокрыми полотенцами и увезли в город. Весь лагерь переживал, пока из города не вернулся профессор и не сказал, что все, слава богу, обошлось. В те дни, когда «банда» гостила в Крутоярском лагере, каждое утро начиналось с Ларискиного воя – мать или бабушка расчесывали ей непокорные, спутанные кудри. Лариска вопила, дергалась, топала ногами и требовала, чтобы ее остригли. Но Антонине и Наталье Васильевне было жаль губить такую красоту. Тогда Лариска пошла «ва-банк»: Андрюша и Артем, явно по ее наущению, закатали ей в волосы огромный пук репьев. Закатали так, что выпутать оказалось невозможно и пришлось выстригать. Замаскировать обширные прогалины в шевелюре не удалось, и Лариску пришлось остричь почти наголо. Андрюшка и Артем стоически выдержали ругань, обрушившуюся на их головы, но Лариску не выдали.
Избавившись от последнего атрибута женственности, Лариска окончательно осатанела. Выцыганила у деда его любимую бейсболку, нацепила ее козырьком назад и повела свою «банду» на новые подвиги. Это чуть не закончилось печально.
В глубокой тайне от всех из неизвестно где добытых досок и двери от деревенского туалета с трогательным выпиленным «сердечком» дети построили плот и, проигнорировав строгий запрет подходить к реке, спустили его на воду. Разумеется, «экипаж» в полном составе был «на борту».
Сильным течением плот быстро вынесло на глубину, где он от чьего-то неосторожного движения перевернулся, и дети попадали в воду. На счастье, по берегу в это время шли Лиза и Людмила.
Лиза солдатиком сиганула с высокого берега. Ей пришлось несколько раз нырнуть, прежде чем выхватить из глубины чуть не захлебнувшегося Славочку. Остальных, перепуганных, барахтающихся по-собачьи, выловили прибежавшие на Людмилины крики студенты. Людмила и сама тогда едва не утонула. Забыв, что не умеет плавать, она тоже полезла спасать тонущих детей.
После этого случая Лиза и Людмила стали в семье Обуховичей как родные.
В университетском парке цвела сирень. Ее здесь было море. Высокие раскидистые кусты гнулись под тяжестью благоухающих соцветий самых разных оттенков – белого, розовато-лилового, густо-сиреневого.
Лиза и Людмила, переглянувшись, дружно свернули к своему любимому еще со студенческих времен огромному кусту белой сирени. Этот куст был «счастливым» и здорово выручал их во время летних сессий. Перед каждым экзаменом надо было отыскать в сиреневых гроздьях несколько «счастливых» пятилепестковых цветочков и съесть их, тогда удача на экзамене была гарантирована. Было замечено, что на этом кусте «счастливых» цветочков больше всего.
Любимый куст не подвел, было не только много пятилепестковых цветов, но и сросшиеся венчики, в которых попадалось и десять, и даже двенадцать лепестков. Некоторое время они усердно жевали пресные цветочки. Правда, сессии для них кончились, но ведь удача никогда не помешает. И вообще, стоять в тени сиреневого куста было так приятно! Теплый предвечерний воздух, насыщенный запахом сирени, даже слегка кружил голову.
– Лизочек, как здорово! – сказала Людмила. Глаза ее в зеленой тени куста еще больше позеленели. – Как бы я хотела очутиться сейчас где-нибудь на природе… В деревне, на даче или на речке… – И тихонько, почти шепотом, добавила: – И чтобы Пашечка тоже там был.
– Люда, – так же тихо сказала Лиза, – вот не понимаю я тебя. Есть уйма мужиков, с которыми ты можешь завести детей. И персидского кота тоже. Ну чего ты в Петракова вцепилась? Дважды вдовец, с Ольгой тоже непонятно что… не многовато ли? И ты туда же хочешь… до кучи?..
Она чуть было не сказала «трижды вдовец», но вовремя прикусила язык. Тут еще не все понятно.
Людмила молчала, задумчиво покачивая возле лица белую гроздь сирени. Потом серьезно сказала:
– Лизочек, ты в сто раз умней меня, но умом тут ничего не поймешь. Я его люблю. Понимаешь? Я… ЕГО… ЛЮБЛЮ… Все остальное неважно. Я понимаю, почему ты меня отговариваешь, но это все неважно. Пусть он даже на Зоечке женится, все равно. Мне лишь бы его видеть.
Зеленые глаза налились слезами. Людмила заморгала, отвернулась и выбралась из-под сиреневого куста на аллею. Лиза догнала ее и молча пошла рядом.