Змеиное гнездо. Безумный маг

Кадир похудел и, как с беспокойством заметила Гюльбахар, даже осунулся. Однако матерям всегда свойственно сильно беспокоиться о детях, особенно если они давно выросли и перестали нуждаться в их опеке. Озан выглядел мрачным и недовольным. Он ходил по комнате, время от времени бросая нетерпеливый взгляд на дверь. В очередной раз этот взгляд встретил вошедшую Гюльбахар.

– Матушка, здравствуй. – Кадир поднялся с дивана и поспешил к ней. – Как твое здоровье? – Он взял ее за руку и, склонившись, поцеловал ее. Гюльбахар захотелось прижать его к себе и взъерошить волосы на непокрытой голове, но она сдержалась.

– Все в порядке, Шаллиах милостива, – ответила она и, ласково скользнув взглядом по похудевшему лицу сына, посмотрела на Озана. – Здравствуй. Я полагаю, вам известны последние новости.

– Доброе утро, мама. – Озан в свою очередь склонился к ее руке. – Да, Али паша сообщил нам, что мой дядя… скоропостижно скончался. Сердце. – Он замолчал, вопросительно глядя на нее.

– Али паша не с вами? – поинтересовалась Гюльбахар, посмотрев на мага, худого человека с гладкими каштановыми волосами, одетого по иноземной моде, скромно сидящего в уголке. – Ему пришлось отбыть по вызову первой важности.

– Али паша задержан. – Лицо Озана стало еще мрачнее. – Он обвиняется Башнями в соучастии преступлению.

Гюльбахар заметила, как Кадир кинул на брата умоляющий взгляд, и испугалась. Слишком много неприятностей свалилось на них последнее время. Неужели никакого вызова не было, и Али паша ушел в Башню только за тем, чтобы признаться? Спустя столько лет рассказать ту правду, что он знал о пожаре во дворце Айташа? Иначе в каком еще соучастии его могли обвинить?

– Матушка, тебе плохо? – услышала Гюльбахар обеспокоенный голос сына. Он взял ее за руку и усадил на диван. – Не волнуйся. Я считаю, сейчас не время говорить об Али паше и том, что случилось слишком давно, чтобы переживать об этом. – Он кинул теперь сердитый взгляд на Озана. Тот всплеснул руками, отвернулся и снова зашагал по комнате, словно тигр по клетке. – Нам нужно попрощаться с эмиром и узнать, когда соберется совет пашей, чтобы…

За открытой дверью зала приемов раздались голоса, крики и топот множества бегущих ног. Гюльбахар вздрогнула и быстро поднялась с дивана, опираясь на руку сына. Маг в углу тоже встал, встревожено прислушался, а затем повел плечами и покрутил шеей, словно готовясь к бою.

– Шаллиах, что там еще могло произойти? – сердито воскликнул Озан.

– В саду! Поспешите в сад! – донеслось снаружи. – И лекаря, лекаря!

Гюльбахар вышла из зала приемов, ведя за собой все еще держащего ее за руку сына. За ними последовали Озан и маг. По пути к выходу к их группе присоединялись дворцовые слуги.

В саду Гюльбахар увидела множество людей, которые стояли кругом и причитали в голос, создавая ужасный шум. Но самый громкий плач доносился из окна на третьем этаже дворца. Гюльбахар подняла голову и поняла, что это покои Джайлан. Теперь же оттуда выглядывала одна из девушек-служанок и кричала, заламывая руки. Было заметно, как внутри комнаты кто-то пытается ее успокоить и увести. Гюльбахар перевела взгляд на толпу слуг и стражников и вздрогнула, начиная понимать, что произошло.

– Разойдитесь! – громко приказал Озан, выступая вперед.

– Басэмиран хазретлери эфенди! Эмира хазретлери эфенди!– запричитал Саид ага, падая в ноги Гюльбахар. – Я недосмотрел, я виноват. Какое несчастье. Но я и предположить не мог, что она прыгнет!

В центре людского круга, распластавшись на садовой дорожке, лежала Джайлан эмирын с широко открытыми глазами и судорожно запрокинутой головой. Ее яркие волосы рассыпались вокруг головы и, рядом с зеленой травой, были похожи на огненное покрывало. Одна ее рука была безвольно откинута в сторону, а запястье другой держал Хенрик, одновременно прикасаясь к шее Джайлан, стараясь нащупать в ней биение жизни. Он безнадежно покачал головой и поднял глаза на ожидающих людей.

– Бесполезно. Она умерла, – сказал Хенрик и встретился взглядом с Гюльбахар.

Он вернулся. Наверное, еще ночью, и не захотел ее беспокоить. С ним нужно поговорить, если, конечно, он еще не знает, что будет отцом возможного наследника суридского престола. Если бы не неподвижная Джайлан и не серое лицо эмира, снова всплывшее в памяти, Гюльбахар бы рассмеялась.

– Твой смех, похожий на прохладный ручеек в жаркий день, я не услышу. Как буду жить я без тебя, моя госпожа? Я не смогу… Я помню, как твои глаза смотрели в наше общее небо. Как смогу я отпустить тебя, моя любимая? Я не смогу… Твои огненные волосы затмевали все драгоценности и чудеса мира. Неужели я больше не коснусь их, моя отрада? Я не смогу… Останься, не уходи без меня, мир духов подождет нас обоих. Я не смогу… – Губы Гюльбахар, словно сами собой, произносили стихи давно умершего эмира, посвященные тяжело болевшей жене.

– Матушка, – услышала она голос Кадира за плечом. – С тобой все хорошо?

– Огненные волосы нашей эмирын… – всхлипнул кто-то рядом. – Какое горе, она такая молодая.

– Позвольте, – раздался голос с сильным акцентом.