Змеиный бог

Тони-Глиста был жив. Он лежал на спине и тяжело дышал. Зрачки его глаз беспорядочно плавали туда и сюда: он посмотрел на слингера, потом глянул на мексиканца, потом на индейца. Лицо Тони при этом осталось ровным и гладким. Помощник не делал попыток подняться, руки и ноги его не шевелились. По всей его коже — на запястьях, на коленях и около шеи — аккуратным орнаментом краснели фигурные симметричные ранки.

Торговец вышел к свету прожектора с выражением младенческой невинности на лице. Он подступился к подручному, суеверно избегая наступать в его тень, и опустился на корточки около Тони, напротив слингера.

— Нервы перерезаны, — сказал Пепел.

Мексиканец молча зыркнул на него исподлобья, потом снова пригнулся к помощнику.

— Тони, — позвал он. — Тони, ты как вообще?

— Он вообще никак, — сказал Пепел.

— Я не тебя спрашивал, — огрызнулся Пако.

— Он не может тебе ответить, помощник, — сказал Ревущий Буйвол. — Твой великий наниматель забрал и язык у него тоже.

Проследив взгляд мексиканца, стрелок покосился вверх. Буйвол стоял где и раньше, но в руках его теперь блестели две прямые иглы, судя по всему, из меди или бронзы. Их острия были до половины окрашены кровью. Секунда — и ацтек ловко защелкнул две иглы в одно целое, в подобие длинной двузубой вилки. Индеец поднес два острия вилки к ноздрям, понюхал воздух, — а потом одним ровным движением ладони задвинул вилку себе в нос до упора, насколько остриям хватило длины. Вилка полностью исчезли в недрах его черепа — только бронзовое кольцо-набалдашник осталось у индейца под носом, то самое кольцо, которое Пепел раньше принимал за серьгу.

Пако огляделся и поворочал языком во рту.

— Точно говорить не сможет? — спросил он Ревущего Буйвола. — Никак не сможет? А буквы писать сможет? Картинки рисовать?

Буйвол не ответил. Мексиканец посмотрел на Пепла. Тот хмуро покачал головой.

— Я таких уже видел, — сказал он.

«Это не смерть. Это хуже смерти», — подумал слингер.

Трикси заплетала девушкам и женщинам косы, а мужчин оставляла смотреть. В процессе она объясняла им, какие они плохие люди. Как они убивают диких зверей и уничтожают дикую природу, тем самым приближая конец света. Плохие люди ее слушали. Они мало что могли сделать.

— Это не жилец, — сказал Пепел.

Пако вскинул густые брови.

— И что делать будем?

Пепел хмыкнул и пожал плечами.

— Ты хотел себе труп, — сказал он. — Считай, ты его получил.

Глаза Тони бессмысленно смотрели вверх. «Это шок, — подумал слингер. — А когда пройдет, он будет жить ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы умереть».

— Он не мертвый, — сказал Ревущий Буйвол, заметно нервничая. — Я не убиваю жизнь. Он живой, он просто не будет больше шпионить.

Пако оглушительно фыркнул, шлепнув губами, потом не сдержался и расхохотался, да так, что в его кожаном жилете затрещали нитки. Индейца его смех растревожил не на шутку.

— Кажется, этот помощник сошел с ума, — сказал он Пеплу.

Стрелок лишь молча посмотрел на Буйвола, потом на Пако. Торговец хохотал и хохотал.

— У него трясучая болезнь, — сказал вожак. — Он смеется и не может остановиться.

— Это такой мексиканский юмор, — объяснил слингер. — Он хотел, чтоб полицейский убил меня, а вместо этого явился ты. Он думал, ты убьешь меня, а ты убил полицейского. Типичная мексиканская кинокомедия, сеньор Роберт Родригес.

— Мой родственник, — сказал торговец, на миг приняв серьезный вид.

— Я не… он не… — Индеец растерялся, потом рассердился: — Ты глупый помощник, ты ничего не знаешь. Это не полицейский, это шпион. Шпион ходит в такой клетчатой рубашке. А полицейские живут в Денвере, ходят в синей одежде и ездят на синих прыгающих машинах.

Пако уже не хихикал, а квохтал как издыхающий индюк. Даже слингер не смог сдержать улыбки. Не радовались только Буйвол и бедный Тони-Глиста. Индеец мялся с ноги на ногу, а помощник шерифа неподвижно лежал на спине и шевелил кадыком. «Хоть гортань работает», — подумал стрелок. Толку в этом, правда, для Тони было немного.

О-о-о-о-а-а-а-а!

Вдали послышался механический вой. Пепел на секунду замер — сирена в такое время года могла означать что угодно: бурю, землетрясение, мор, дождь из болотных жаб и прочие десять казней египетских. Но сирена провыла и умолкла, и вокруг опять сделалось тихо.

— Что это? — спросил индеец.

— Полицейские, — сказал Пепел. — Из Денвера. На прыгающих машинах.

Теперь Буйвол занервничал всерьез. Ухватив Тони под мышки, он взялся усаживать несчастного помощника у неуклюжей заводной платформы.

— Он живой. Он живой, — бормотал ацтек, распаляясь всё больше. — Сядь! Сядь! СЯДЬ!

Его возня не приносила никаких результатов: тело помощника всякий раз оползало на мятую траву словно тряпичная кукла. Сдавшись, Буйвол кинулся на распростертого Глисту и принялся пинать его с маниакальной яростью.

О-о-о-о-а-а-а-а!

Сирена провыла еще ближе. Буйвол прервал избиение лежачего и замер, настороженно уставившись в темноту.

— И что теперь делать будем? — спросил он с неожиданной интонацией, голосом ребенка, подражающего речи взрослых.

В ответ Пако хлопнул индейца по плечу. Он сказал: