Змеиный бог

— «При чем здесь», — передразнил торговец Пако. — А ты говорил с твоим мотеро? Спрашивал его, почему у ведьмы глаза нет?

— Она отдала свой глаз, чтобы видеть моими глазами, — немедленно ответил Буйвол.

— Бред, — сказал Пепел. — Скажи лучше, кто такой этот Гудспринг? Ведь это человек? Американец?

— Кецалькоатль, — отозвался Ревущий Буйвол почтительным шепотом. — Кецалькоатль это огромный змей. Видишь?

Он указал фонарем на длинную фреску.

— Несущий Знание предал наше племя, братья, — сказал Буйвол иным голосом. — Вот, что писал Бронзовый Койот. Койот написал: Пернатый змей хочет, чтобы взошло шестое солнце. Тогда мир погибнет и люди из мяса умрут, а на смену им придут люди из огня. Так говорили великие инка. Так говорили великие майя. Змеиный бог хочет, чтобы пророчество сбылось. Он несет нам зло. Он нес нам зло раньше. Если следующий подносимый не достанется солнцу и будет убит белыми, то о каких иных коварствах умолчал его раздвоенный язык?

Индеец умолк так же резко, как начал говорить.

«Мда», — подумал стрелок. С одной стороны черная машина дона Эрнандо и волшебное ружье Санчеса, а с другой — мистический отсутствующий глаз Бессмертной Игуаны. И огромный змей-американец по имени Джон Гудспринг, родом из Омахи, штат Небраска. Иногда слингеру приходилось щипать себя, чтобы убедиться, что он в самом деле живет и мыслит, а не видит какой-то странный сон.

Но подземная тропа вела их вперед, и они шли, каждый думая о своем и строя планы, все из которых теперь вились вокруг личности этого странного змеиного бога, и возвращались к ней с такой же назойливостью, с какой мотыльки слетались на масляный огонь двух почти угасших фонарей.

Точно так они ушли с Трикси ночью, покинув ярмарку, будто двое воров. Двое подростков на заработках, каждый очарованный этой странной девочкой из города.

Она сказала им, что явилась в Краулер спасти мир от жары, от засухи и пожаров. Она сказала им, что исполняет заветные желания в обмен на героические подвиги.

Джошуа водил своего мула по ярмарке, четырнадцатилетний ряженный ковбой, красавец и приманка для приезжих городских дам, желающих покататься за три доллара пять минут или пострелять из Кочерги по доллару за выстрел.

Лоуренс Майкл Мэй, худощавый паренек родом из Седоны, играл в карты на деньги и раскидывал подобие «скорлупок», используя два туза и червовую даму, за которой и городские, и деревенские лопухи пытались уследить, что им удавалось ровно тогда, когда Майк хотел подцепить очередного клиента на удочку.

Оба мечтали забраться Трикс под юбку.

Краулер не был настоящим поселком или станцией — городок представлял из себя останки огромной рельсоукладочной машины, которая должна была провести маршрут до какой-то стекольной копи или золотого рудника, да тот иссяк прежде, чем машина закончила свою работу. Эта ржавая черепаха размером с небольшой поселок так и осталась торчать среди аризонской пустоши и служила вечным пристанищем для местной ярмарки, единственной общественной достопримечательности на множество миль вокруг.

Поезда досюда не ходили, хотя дрезина сновала туда-сюда раз в день, развозя всех желающих — кого в Седону, кого обратно в Краулер.

Джош потащил с собой своего мула Камато, которого угнал из бродячего цирка, своего первого места работы. Мула не на кого было оставить, да и он рассчитывал покатать Трикс напоследок. Трикси отказалась ехать на муле и не захотела ехать на дрезине. Они шла пешком, а они шли за нею.

И шли, и шли, и шли. Он и Лоуренс Майкл общались мало — каждый чуял в другом соперника. А Трикс, казалось, и вовсе не нужны были собеседники.

Ночью, когда Джошуа спал, привалившись к теплому мулу, Трикси явилась к нему… но вывернулась прочь, едва он попытался обнять ее.

— Ты мечтаешь стать настоящим ковбоем. Стрелком Дикого Запада, — прошептала она ему на ухо. — Твоя мечта сбудется. Но сначала… ты должен быть сильным. Ты боишься потерять своего друга?

— Не боюсь, — ответил он беззаботно. — Да и он мне не друг.

— Хорошо, — ответила Трикс. — Завтра твоя мечта начнет исполняться. Только ты должен верить в нее. Ты веришь в нее?

— Да, — ответил он и снова попытался ухватить ее…

Но Трикси поднялась и ушла. Через миг, к его огромному неудовольствию, она уже шепталась о чем-то с Лоуренсом Майклом.

Когда трое путников, давно обсохнув и одевшись, изрядно устав и изголодавшись по свежему ветру, наконец спустились на дно ущелья и вырвались из затхлых каменных кишок на свежий простор, их ждало новое испытание.

— Никакого пути вниз, — сказал Пако. — Только ручеек. Я туда не полезу, убьемся о камни.

Этот ручеек на деле был самым-самым началом мощной и бурной реки, покидавшей здесь подземелья и с шумом уносившейся вглубь скалистой расщелины. В отношении камней торговец был прав: у своего истока горная река столь часто дробилась о многочисленные пороги, что о спуске вплавь речи быть не могло: любого из них бурная вода просто растерзала бы о камни.