Змеиный клубок

Как ни странно, но до Сергиева Посада, который Галина по прежней привычке называла Загорском, Митрохина добралась без проблем. Только замерзла немного. Водители никаких попыток посягнуть на ее жизнь и честь не делали, должно быть, потому, что их беспокоили другие вопросы. Пару раз их останавливали гаишники, просматривали путевой лист и заглядывали в кузов. Разумеется, замечали там Галину, но просто принимали это к сведению, даже паспорт не проверяли, хотя паспорта этого у нее в наличии не было, а этого было бы вполне достаточно, чтобы придраться. Но с приметами Шамиля Басаева ее лицо никак не совпадало, и даже на чеченку она не походила. Да и вообще ее украшенное очками лицо никаких подозрений не вызывало, а о том, что у такой безобидной дамы может оружие в рюкзаке лежать, и мыслей не возникало. Конечно, вроде бы это было нарушение — везти пассажирку в необорудованном кузове, но такое, на которое в принципе можно и наплевать. К тому же водители всех трех машин ездили по трассе давно, порядок знали и, понимая проблемы стражей порядка, собрали по пятерочке (по пять тысяч то есть) с носа в пользу бедных.

Галина им эти расходы компенсировала, даже с лихвой, выдав из полученных от Чугаева денег сто тысяч. Может, это было маловато, но она не выглядела миллионершей, поэтому никаких возражений и пожеланий «набавить» не последовало.

Так или иначе, но около десяти часов вечера Митрохина оказалась на станции и купила билет до Москвы, а затем села в почти пустой вагон электрички.

Дачный сезон уже заканчивался, день был будний, поэтому среди тех, кто садился в вагон на остановках, оказалось совсем немного владельцев дачных участков, которые везли в город сумки с картошкой. Всего двое. Кроме них, еще от Сергиева Посада ехали две какие-то бабки богомольного вида да длинноволосый седобородый старик, похожий на попа в штатском.

Митрохина сидела в гордом одиночестве и размышляла над тем, что она, собственно, станет делать по прибытии в столицу. Конечно, ехать среди ночи в Новогиреево и разыскивать там палатку под названием «Тузик» ей не хотелось, тем более что Чугаев не сказал ей, до каких часов туда можно приезжать. У нее было две подруги-землячки, которые отхватили когда-то московских мужей с квартирами и прописками. Правда, с тех пор, как она с ними виделась, прошло немало лет и все контакты ограничивались только поздравительными открытками к 8 Марта, Новому году и лишь несколькими письмами. Никто не гарантировал, что столичные подруги будут рады ее видеть и охотно пустят на постой. Тем более что прибыть на Ярославский вокзал электричка должна была уже после одиннадцати. Перспектива дожидаться кого-то к полуночи тоже могла не обрадовать, а в случае нежданного ночного визита могли и дверь не открыть попросту. Между тем если адреса подруг Галина помнила, то телефоны — нет.

Телефон Митрохина помнила только один-единственный. Тот самый, по которому она должна была передать условный сигнал. Но, во-первых, что там, по этому телефону, номер которого начинался на 206, находится, Галина не знала. Митрохин, помнится, утверждал, что там долго разговаривать не будут. Нужно было задать вопрос: «Это телефон такой-то?» — и, получив подтверждение, попросить к аппарату Эдуарда Антсовича. Если его почему-то не окажется, то никому ничего не передавать и перезванивать до тех пор, пока не подойдет сам и не скажет: «Эдуард Антсович у телефонного аппарата». Только так и никак иначе. Голос должен быть с легким прибалтийским акцентом. Если будет такой голос, то можно произнести сигнал. Что произойдет потом и можно ли этому самому Эдуарду Антсовичу еще чего-то говорить, Митрохина не знала. И уж во всяком случае Галина точно помнила: Сергей в свое время не говорил ей, будто, позвонив по этому телефону, она сможет получить какие-то полезные советы или, например, устроиться на ночлег в столице.

Что ж делать? На вокзале ночевать? Мало того, что там не самое приятное соседство, так еще и документы проверяют. Наверняка могут порыться в рюкзаке и найти там массу интересного. Конечно, обычная транспортная милиция прежде всего увидит оружие, а уж потом кассеты. Господи, отчего ж Галина не выбросила его перед тем, как сесть в машину? А потом как назло случай больше не подворачивался. Может быть, бросить их здесь?

Как раз в тот момент, когда Митрохина об этом подумала, электричка притормозила у очередной Платформы, и в вагон вошел некий плотный немолодой дядя с двумя тяжелыми, туго набитыми матерчатыми сумками. И словно нарочно уселся на свободную скамеечку на противоположной стороне вагона, через проход от Галины. Раскрыл книжульку «Кроссворды» и взялся разгадывать с карандашом в руке.

На Митрохину он не смотрел, но возникшую у нее мысль выбросить из рюкзака «марго» и «кобру» тем не менее пресек.