Змеиный поцелуй

Я не поверил брахману, но его слова несколько озадачили меня. Поразмыслив, я решил, что змея послана Господом для моего вразумления. В последнее время я до того избаловался, что в городах, которые проходил, непременно осквернял себя с некрещёными жёнками. Они были красивы и дёшевы. И любого цвета кожи. Порой даром. Трудно было посмотреть на них без вожделения, когда груди у них голы и только на гузне — плат. А гузно выглядит, как правило, весьма вызывающе. И, хотя читал я покаянные молитвы, но, подходя к новому городу, ловил себя на бежавшей тайной трусцой мысли: непременно зайду к позорным жёнкам. И любодейственную страсть паки проявлял. И вот, похоже, долготерпение Господа закончилось, и Он, чтобы обуздать мою похоть, по немощи моей послал мне змею с девичьим сердцем.

Вечером меня посетила молочница Анасуйя, возраст которой не боялся любвеобильной змеи. Молочница пришла за домашними бутами. И я ещё раз спросил женщину, знает ли она Христа Распятого.

— Нет, — был ответ. И снова сомнения охватили меня, и дым очага и запах рисовой похлёбки показались мне в тот вечер нестерпимо горькими. Собирая домашних бутов, молочница сновала по хижине, то открывая, то загораживая собой огонь очага. Тогда я спросил Анасуйю о вере её, а она только сказывала:

— Верую… верую… — и кланялась домашним бутам.

Я был озадачен. Сколько я ковов[11] лишних дал?! И дебрью лесной, и колючкою злой. И во рту, кроме кичиря сухого, ничего не было. Думал, вы во Единого Бога Отца веруете… и в Господа нашего Иисуса Христа… и в Духа Святого Господа Животворящего, и что я вижу? Думал, нашёл-таки Церковь, которую насадил святой апостол Фома!..

— Верую… верую… — шептала коротышка-толстуха с лоснящейся кожей и немного смешно кланялась, сложив, точно папежница[12], ладони у подбородка. А я бездумно смотрел на шею женщины с тремя гладкими, как у раковины, складками.

3

Офонасей не знал и не мог знать, что накануне его прибытия в деревню во дворцовой бутхане[13] голова идола ответила молящемуся радже шёпотом. И раджа, озадаченный, вынул из-под языка золотую пластинку с именем бога и задумался над тем, что прошептал идол.

Ветер поднял белый занавес, когда раджа вышел из внутренних покоев, и телохранители вытянулись в знак приветствия, не удивившись, что на божественном одежда простолюдина.

Древние повествования сохранили много трогательных и поучительных рассказов о царях, которые переодетыми покидали стены своих дворцов и инкогнито ходили по городам и весям, наблюдая жизнь своих подданных. Конечно, подданные узнавали в них вельмож, но они, как правило, скрывали свой титул и представлялись наблюдателями за справедливостью.

И вот однажды в хижину молочницы Анасуйи постучал человек в одежде простолюдина. Постучал так тихо, что Анасуйя сперва подумала, будто большой жук бьётся о бамбуковые жерди хижины. Анасуйя сразу признала в пришедшем вельможу (ибо он был «глубже и свободнее»), пригласила гостя в дом и омыла ему ноги. И когда она омывала ноги вельможе в одежде простолюдина, тот представился наблюдателем за справедливостью. Анасуйя на миг замерла. Но тут же подумала, что бояться ей нечего, потому что уже несколько лет как она вдова, и её муж, которому она была неверна, уже не узнает о её изменах. А молоко она никогда не разбавляла. Анасуйя покорно взглянула на гостя и спокойным голосом спросила:

— Что я должна делать, господин?

— С севера в наши земли идёт ятри. Он купец и вития, поклоняется Распятому, — говорил наблюдатель за справедливостью, лаская пальцами золотую пластинку с буквенной вязью. — Пишет повесть об апостоле Распятого — Фоме. Имя ятри — Офонасей. Ищет в Ындии единоверцев Церкви, которую насадил Фома. Остановится в вашей деревне.

— Этот ятри несёт в себе какую-то угрозу нашему радже и его подданным?

— Нет, скорее, наоборот, он может нам пригодиться. Через его сердце пройдёт битва в неземном измерении.

— Я должна полюбить его?

Наблюдатель за справедливостью был несколько озадачен, ибо из слов молочницы следовало, что пожилой она себя не считает. Владыка улыбнулся про себя и, опасаясь зазря обидеть Анасуйю, сказал:

— Полюби его беззаветно и тихо, как сестра, — и с этими словами наблюдатель за справедливостью щедрой рукой положил в нишу с домашними бутами туго набитый мешочек.

Вельможа отказался от трапезы.

— Ты должна запомнить несколько фраз и при случае вставить их в разговор с ятри.

— Я сделаю всё, что надо, господин, — сказала Анасуйя и приготовилась слушать и запоминать.

Покинув дом молочницы, наблюдатель за справедливостью дошёл до края деревни, как вдруг остановился и зашагал обратно, точно что-то забыл сказать. Подойдя к хижине, заглянул в приоткрытую дверь. Стоя на коленях у ниши с домашними бутами, Анасуйя большими глотками пила из лохани воду, которой только что омывала ноги гостю. Наблюдатель за справедливостью удовлетворённо кивнул и, положив под язык золотой талисман с буквенной вязью, зашагал к краю деревни, где его поджидала колесница.

4