Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Все более-менее понимали необходимость участия «Гражданской обороны» в деле партстроительства, но в целом это был довольно случайный союз: Лимонов вообще не мыслил политтехнологическими категориями, будучи оперативником по характеру. В какой-то момент Лимонов выписал Летову партийный билет, что было больше похоже на сувенирную продукцию с автографом. Второй билет получил Рабко, третий – Дугин, а Летов вышел четвертым в списке, что оказалось для него несколько болезненно. Вообще, по словам Рабко, Летов стилистически был ближе «Трудовой России», и Анпилов понимал его музыку куда лучше, чем Лимонов, поэтому истинный панк-рок случился на памятном концерте 1 мая на грузовике на Воробьевых горах, среди отчаянных пенсионерок и прочего анпиловского электората. Кувырдин вспоминает: «Осенью 1993 года мы оказались на „Комсомольской“ – я, Колесов, Летов и Кузьма, – пили почему-то шампанское. Ну и как-то мы весело передвигались и в районе трех вокзалов встретили бомжа, который как-то хитро разговаривал, Летов, помню, очень повелся на его манеру изъясняться. Мы проследовали в сквер у гостиницы „Ленинград“ – где Колесов в итоге отснял сессию для „Музыки весны“, мы там вчетвером обнимаемся, – а потом пошли к Белому дому пешком, обсуждая по пути разные политические аспекты. Пришли, а там митинг – Анпилов Егора радушно представил. Людей-то было много, но Летова знали, мягко говоря, не все. Игорь Федорович, кажется, даже спел что-то, не помню, ну уж речь точно толкнул – короткую, но вполне зажигательную».

Но, в общем-то, главное, что я понял на основании донесений из штаба НБП, – это то, что выпивать с Летовым по партийной линии было исключительно весело и вольготно. Он всегда щедро накрывал поляну, никогда не зажимал деньги на пьянках, а все новые диски неизменно раздаривал. Немедленно захотелось с ним выпить, но для этого мне пришлось подождать пять лет.

Непрерывный фестиваль современного искусства – так изначально расшифровывался «Русский прорыв» (почти как непрерывный суицид). Приглашения на него назывались повестками. Первая акция должна была состояться 19 декабря 1993 года в ДК им. Горького – в «повестке» он был охарактеризован как «непотопляемый бастион нонконформизма». С выступлением в непотопляемом бастионе, однако, не сложилось. Журналист, кандидат исторических наук Андрей Карагодин вспоминает: «„Гражданская оборона“ приехала зимой 1993 года делать грандиозный концерт, который в итоге закончился грандиозным же кипешем в ДК Горького. Панки пытались туда прорваться и били стекла, в итоге кто-то вызвал ОМОН, все сбежали, а в заложниках на территории этого ДК осталась развешанная коллекция картин художника Вигилянского, все эти свастики с крылышками крутящиеся, портрет барона Унгерна и т.п. Концерт не состоялся, но музыканты остались в Москве и жили где-то в Измайлове. А „Арк-тогея“ – издательство Дугина – тогда сидела в 411-й комнате в „Советской России“, и вот я как-то прихожу в редакцию, а там Егор и Манагер в кожаных куртках. А я обычно покупал по дороге у метро „Савеловская" пару-тройку бутылок пива „Афанасий", и такие были еще гвидоны – сосиски в тесте. И помню, Егор так жадно посмотрел на пиво, а у нас была касса: мы как-никак продавали журнал „Элементы" и книжку „Пути Абсолюта", то есть какие-то деньги лежали в ящике стола. Ну и я так срисовал его взгляд, что в итоге взял из кассы деньги, и снова пошел к „Савеловской", и купил целый пакет пива и этих гвидонов. Ну, естественно, разговоры о создании партии с участием сибирских рокеров тут же возобновились с новой силой. Дугин, как человек увлекающийся, мне потом говорит, мол, я в восторге, Егор – наш человек, только я, признаться, не слышал ни одной песни. На следующий день я иду в наш первый гуманитарный корпус МГУ, а там справа был ларек, где торговали кассетами Maxell, как сейчас помню. Я купил пять или шесть кассет Егора с вкладышами, распечатанными на принтере, и привез в редакцию. Я так понял, что музыка Дугину не очень понравилась – ну, он-то больше человек нью-вейва, Japan и все такое, – а вот тексты его зацепили. И как раз через некоторое время в „Русском взгляде" Жени Додолева уже вышла дугинская статья „Работа в черном“, которая как раз и была результатом прослушивания незнакомого ему явления, – и там уже нигредо, Бодлер, символизм и все такое».

На исторической пресс-конференции (июнь 1994 года) триумвирата Лимонов – Дугин – Летов последний, в частности, заявил, что побеждают только те движения, которые попирают правила игры, в том числе и свои собственные. В сущности, старая романтическая установка, которую можно найти хоть во французской, хоть в американской мысли, но поскольку корни Летова во многом находятся в советской интеллигентской культуре, в данном случае логичнее будет вспомнить сентенцию академика Лихачева, который писал про возможность бунта против бунта. А в конечном итоге это все сводится к оригинальной летовской идее «антипохуизма», которую он расписал в вышеупомянутом историческом интервью про двести лет одиночества.