Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?

Сергей Есенин неоднократно выступал в лазарете с чтением стихов. На одном из выступлений присутствовала государыня императрица с детьми. Стихи рязанского поэта понравились им, а младшая из дочерей императрицы Анастасия, по воспоминанию Н. Вольпин, опубликованному в книге Н. Сидориной «Златоглавый», соизволила побеседовать с ним, «гуляя по саду».

Образ царевен взволновал поэта. Короткое знакомство с ними вдохновило Есенина написать стихотворение, в котором царевны привиделись ему берёзками в венцах:

В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Берёзки белые горят в своих венцах.
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.
…Всё ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладёт печать на лбу,
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.

Вот так провидчески поэт разглядел будущую трагическую судьбу царевен…

Кстати, ещё одно переплетение судеб: в июне 1916 года одним из пациентов Царскосельского лазарета оказался прапорщик Николай Гумилёв, посвятивший одной из царевен следующие строки:

Сегодня день Анастасии,
И мы хотим, чтоб через нас
Любовь и ласка всей России
К Вам благодарно донеслась…
И мы уносим к новой сече
Восторгом полные сердца,
Припоминая наши встречи
Средь царскосельского дворца.

Но какая между этими событиями связь? – спросите вы. Просто наглядная параллель: царица и царские дочери считали своим долгом принимать посильное участие в войне, а вот крестьянский сын Сергей Есенин, психика которого оказалась слабее, после первой же поездки с военно-санитарным поездом № 143 на фронт был в таком ужасе от увиденного, что приложил все силы и использовал все знакомства, чтобы больше на фронте не оказаться: 15 июня Есенину был выписан «увольнительный билет» в Рязань сроком на 15 дней, а потом он работал в канцелярии.

Благоволивший к поэту полковник Д.Н. Ломан выдал ему аттестат (№ 204), в котором, в частности, говорилось, что «…возложенные на него обязанности… по 17 марта 1917 года исполнялись им честно и добросовестно».

Дальнейшая судьба Сергея Александровича хорошо известна, и нет смысла её вновь пересказывать.

А вот в его добровольный уход из жизни 28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице «Англетер» мало кто верил из современников, и до последнего своего дня не верили родные, в том числе и племянница поэта, Светлана Петровна Есенина, всю жизнь посвятившая тому, чтобы снять с поэта клеймо самоубийцы. Официального следствия и эксгумации тела поэта, которых добивалась Светлана Петровна, до сих пор нет.

Будущий нобелевский лауреат за роман «Доктор Живаго», в котором так достоверно через судьбы героев описываются события из жизни страны от начала столетия до Великой Отечественной, Борис Леонидович Пастернак (1890–1960) и вовсе скрылся от призыва на Урале, под Александровском, где устроился в контору управляющего Всеволодо-Вильвенскими химическими предприятиями «помощником по деловой переписке и торгово-финансовой отчётности».

Что за присуждение ему Нобелевской премии он подвергся травле и гонениям со стороны советского правительства и творческой элиты, знают все. А вот про историю присуждения ему этой самой престижной в мире премии, возможно, знают не все.

Его кандидатуру Нобелевский комитет рассматривал несколько раз. Весной 1956 года, когда Борису Леонидовичу стало ясно, что журналы «Новый мир» и «Знамя», которым он предложил рукопись романа, её не напечатают, он через журналиста Серджо Д’Анджело передал копию рукописи итальянскому издателю Джанджакомо Фельтринелли. И тот, несмотря на страшное давление Кремля и итальянской компартии, её напечатал (за что, кстати, был позднее исключён из компартии). Потом роман напечатали сразу несколько стран.

Травля, которой писатель подвергся на родине, в немалой степени была спровоцирована американским ЦРУ, выпустившим карманное издание романа и оплатившим его распространение в СССР. В 1958 году в циркуляре ЦРУ с грифом «Секретно», говорилось:

«Эта книга имеет огромную пропагандистскую ценность не только благодаря её важному содержанию и свойству побуждать к размышлениям, но и благодаря обстоятельствам её издания: у нас есть шанс заставить советских граждан призадуматься, что не в порядке с их правительством, если литературный шедевр человека, который слывет величайшим из ныне живущих русских писателей, не могут достать, чтобы прочесть на языке оригинала, его собственные соотечественники на его собственной родине».