На нас началась настоящая охота. Я позвонила назначенному мне представителю окружного прокурора. Алале сказала, что личность моей сестры не подлежит юридической защите. Это касалось только меня, только жертвы, и они ничего не могли с этим поделать. Меня не устраивал такой ответ. Я создала новый почтовый ящик под вымышленным именем и решила сама написать в прессу. Но как дать им понять, что я не случайный человек? Как заставить их выслушать меня? Я была в ярости и уверила Тиффани, что разберусь со всем через минуту. Я сказала, что говорила с представителем окружного прокурора, она очень милая, ее зовут… Я посмотрела на свой листок, где было нацарапано восковым мелком невразумительное
Предполагаемая жертва утверждает, что «вырубилась» после двух порций виски и двух стопок водки и вышла на воздух со своей сестрой.
Откуда они знали, что именно я пила? Ведь я не говорила с репортерами. А потом вспомнила себя в больнице: как я сижу на том пластиковом стуле; мокрые волосы пропитали вырез больничной рубашки; на мне нет лифчика, и я стараюсь сильнее втянуть грудь, чтоб она не выпирала; сильная боль внутри после медицинских манипуляций и проверок. Мои воспоминания, те детали, которые я с таким трудом из себя вытаскивала, — все, что я выложила черному диктофону, было расшифровано. Журналисты, наверное, добрались до этих записей и придумали собственную версию истории в угоду публике. Казалось, вокруг рушатся стены, защищавшие мою жизнь. Мир расползался по швам. Где, скажите, можно было почувствовать себя в безопасности, если даже смогли предать огласке слова, произнесенные вполголоса, произнесенные в клинике для жертв насилия?
Я прокрутила статью дальше и прочитала:
…В больнице женщина приходит в себя.
Тёрнер — студент первого курса, трехкратный призер национальных соревнований по плаванию среди школьников и рекордсмен штата по вольному стилю…
Может ли обвиняемый Тёрнер, участвовавший от США в отборочных соревнованиях на Олимпийские игры в Лондоне в 2012 году, получить десять лет тюрьмы?
Насколько я поняла, тема больницы прошла вскользь и довольно быстро интерес авторов сместился в сторону спортсмена-рекордсмена. Особенно умилила последняя строчка с «Лондоном» и вопросом о «десяти годах тюрьмы». Интересно, знай они, кто я, что написали бы обо мне? Что-то вроде: «Шанель — трудится с девяти до пяти, должность незначительная, никогда не бывала в Лондоне», — действительно, есть о чем беспокоиться и над чем поработать.
Джарвис отзывается о Тёрнере как о прекрасном студенте и выдающемся спортсмене. Это все очень печально, но он замечательный, замечательный человек…
Дальше я не читала. Почему его подавали таким прекрасным-прекрасным, таким замечательным-замечательным?
Коллега задала мне какой-то вопрос. Кажется, про твиттер. Одна учительница что-то написала в своем твиттере. До меня так и не дошло, о чем она там твитнула.
— Я займусь этим, — ответила я.
Займусь чем? Я понятия не имела. Коллега поблагодарила. За что? Я так и не узнала.
Я кликнула на новости, связанные с полицейскими сводками. Прокрутила страницу в поисках жертвы. Жертва… жертва… жертва… Наконец я нашла очень осторожно написанный отчет помощника шерифа. Я многое о себе узнала, вплоть до своего влагалища и своей задницы.