Я устала быть хорошей, устала быть примерной девочкой в этом мире, где бунтом считается не надеть фиксатор для зубов на ночь. Я хочу выражать свои чувства, наживать себе врагов, быть в чем-то несовершенной. Хочу отвечать грубостью на грубость, хочу поиметь некоторых паскудных сук, хочу выдавить кучу дерьма из…
На этом месте зрители зааплодировали, расхохотались, стали изображать, будто наносят кому-то удары. Но я невозмутимо продолжила:
…из того ублюдка, что засунул свой член в мою подругу, когда она была без сознания.
Внезапная тишина.
Ты так не уверен в себе? Ты комплексуешь из-за того, что твой член не такой длинный, как линейка? Именно поэтому ты напоил ее до состояния, когда мог делать с ней что хочешь? Твой набухший дружок не находит твою руку достаточно привлекательной? Твоей маленькой сосиске понадобился настоящий партнер? И вот ты дожидаешься, когда вы останетесь одни, когда она заснет, — и вонзаешь свой меч в эту скалу. Ты насилуешь ее, оставляешь униженной, в то время как сам туп, словно пробка. Мне жаль, что у тебя нет ни капли достоинства, жаль…
Я оборвала речь, пытаясь поймать взгляд каждого сидящего в зале.
Я заставлю тебя рыдать о своих яйцах. Тебе кажется это жестоким? Но именно так я расправлюсь с твоим членом размером с зародыш огурца. Но и это еще не все… Я прострелю его.
Зал взорвался, все начали кричать и топать. Когда я пыталась перекричать их, десять членов жюри повскакивали со своих мест. Мои родители были ошарашены, но все равно поддержали меня. И все время я надеялась, что насильник сидел тогда зале.
Было легко писать и произносить ту речь. Тогда я встречалась со своим первым парнем, которого очень любила. Отношения с ним делали меня сильной, ведь я чувствовала себя в полной безопасности, а мой сексуальный опыт рождал во мне только добрые чувства. Я сделала это ради подруги — не для себя, — поэтому было легко играть словами, нанизывать красивые фразы, срывать аплодисменты, уничтожая вербально мужские достоинства насильника. Однако теперь, когда я сама, будучи без сознания, подверглась насилию, мне едва удавалось выжать из себя хотя бы слово. Сидя перед микрофоном в пустом зале суда, я просто кивала и думала о себе прежней — такой юной, смелой, расхаживающей по сцене. Куда только все подевалось?
Тиффани приехала вечером накануне судебного заседания и должна была пробыть в Пало-Альто меньше суток, а потом сразу вернуться к учебе. Она никогда не была в здании суда и не встречалась с Алале. Удивительно, что мы проходили через одни и те же трудности, но у нее не было никого, кто помог бы ей подготовиться. Я настаивала, что для нее будет сложнее давать показания, ведь она все помнила. Ей придется описывать все, что он делал, пока пялился на нее. Кроме того, ей еще предстояло разобраться с домашним заданием, успеть приехать к лекции на следующее утро и выглядеть так, будто и не было за плечами дня, проведенного в суде.
Но сейчас Тиффани больше интересовало, как мы должны выглядеть в суде. Погуглили. По запросу «женская одежда для суда» картинки изображали дам с длинными волосами, собранными в аккуратные пучки, в прямых строгих юбках, со стройными, как стойки перил, ножками на высоких каблуках; руки они все почему-то держали на талии. «Как, черт возьми, мы сможем стать такими?» — вскрикнули мы обе. Уже вечерело, когда я и сестра, приехав в Kohl’s[32]
, начали слоняться по его сверкающим этажам. Я написала своему адвокату, попросив ее помочь нам. Ответ пришел незамедлительно: «Что-нибудь удобное и респектабельное». Вроде как поняла. Из примерочной появилась сестра в огромной футболке с миньоном[33] и без штанов.— Что они скажут, если я приду так?
— Тиффани, дело серьезное, — проговорила я, выйдя в бриджах со стразами, козырьке и футболке с надписью «BLESSED»[34]
.