«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

В это время я познакомился с одной паломницей, которая в прошлом занималась медитацией. Она рассказала мне, как старец освободил ее от этого заблуждения. Он не сразу запретил ей медитировать, ибо понимал, что она не послушает его и уйдет, а посоветовал ей произносить вместо мантр-заклинаний при медитации христианские молитвы, и главным образом молитву "Господи Иисусе Христе, помилуй мя". Через некоторое время она сама попросила у старца разрешения прекратить медитацию, потому что чувствовала, что не может медитировать и при этом молиться именем Христа. Старец утомился за два-три года общения с ней, но исход был благополучным. Старец дал этой женщине вышеупомянутый совет, так как видел: если сказать ей о ее заблуждении прямо, то она не послушает. Этот случай является ярким примером того, каким образом старец нес свое пастырское служение.

Старец очень обрадовался нашей встрече и сказал: "По документам мне 87 лет, но в действительности (духовно) я моложе".

Так как я пытался применять различные "научные" методы в молитве, о которых я начитался и слышал от отцов-святогорцев, старец сказал мне: "Умственная работа, которую Вы выполнили, была выше человеческих сил. Поэтому Вы и устали. Вам должно отдохнуть. Измените способ молитвы. Тело медленно сообразуется с разумом. Оно привыкает к молитве, к исполнению Христовых заповедей, к посту и т. д. Когда ум находится в Боге, тогда утихают все страсти, когда же Божия благодать уходит, тогда страсти опять начинают действовать. Служите Божественные литургии, исповедуйте, читайте святых отцов, но без напряжения. Душа воспринимает смысл того, что читает. Психотехнические методы (четки, понуждение, бдения) помогают только сначала, а потом становятся опасными, ибо могут возбуждать тщеславие, формализм и т. д. Я считаю, что главное — иметь покаяние и глубокий плач, — и добавил: — Хотя Вы и устали телесно от этих методов молитвы, но не пострадали духовно. Ваша душа познала любовь Господа, живого Бога, которую не дают знания, полученные на богословском факультете".

На воскресной Божественной литургии, в праздник Всех святых, после причастия, старец сказал мне: "Произнесите проповедь!" Я ответил: "Старец, я не готов". — "Но разве Вы не проповедник?" — спросил старец. Я ответил: "Я проповедник, но не пророк, и поэтому мне нужно подготовиться". Он повторил: "Выйдите на солею и скажите слово". Я повиновался: "Я сделаю это, если Вы благословите". Он благословил меня, и я вышел через царские врата. Он сел на стул прямо передо мной, немного слева, впереди всех присутствующих в храме.

Я начал свою проповедь с первого, что пришло мне на ум, а именно стал говорить о празднике Всех святых, о пророках, апостолах и мучениках. Я сказал, что всех их объединяла любовь к Христу, и, хотя они переживали ее по-разному, они были едины. Пророки были апостолами и мучениками, апостолы были пророками и мучениками, и мученики были пророками и апостолами. И я объяснил почему. В заключение я высказал предположение, что монахи преподобные были наследниками пророков, апостолов и мучеников.

Когда я закончил проповедь, старец подошел ко мне и на глазах у всех верующих обнял и расцеловал меня. Так выражалась широта его щедрой любви.

Однажды после трапезы мы шли со старцем в его домик. К нему подошел один человек и попросил подписать книгу "Его жизнь — моя". Старец ответил: "Не хочу, ведь это не моя книга". Такой странный ответ может иметь много объяснений. Первое — то, что в книге описываются откровения Божии, второе — то, что он не выразил эти откровения во всей полноте, так как книга была написана для западных христиан. Поэтому старец не мог включить в нее главы о плаче и покаянии, которые он считал необходимыми для православной книги. Западные люди не могут воспринимать такие понятия.

Когда мы подошли к его домику, он сказал мне: "Я поминаю в молитве и Вас, и Ваши труды. Нечасто, но все же я вспоминаю Вас". И поднимаясь по ступенькам, добавил: "Когда станете епископом, любите монахов". Когда старец говорил о монахах, он имел в виду истинных монахов, которые отличаются православным исихастским духом и почитают дары, которые Господь дает Церкви, а также архиерейское достоинство, которое он и сам почитал. Он никогда не позволял монахам говорить что-либо плохое о епископах, а, напротив, учил их уважать архиерейский сан, несмотря на то что епископы иногда и ошибаются.

В 1983 году мы беседовали с ним дважды. Первая беседа состоялась в бюро монастыря, и вторая — во время прогулки, как это было у "философов-перипатетиков"[601].

Во время первой беседы в бюро старец говорил следующее:

— Ипостась Бога не поддается никакому определению. Так как она непознаваема научно, она познается бытийно и постигается по мере того, как Сам Бог открывается человеку.

— Ипостась-Персона есть самый внутренний принцип бытия, его начальное и конечное измерение.