«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Старец Софроний, как опытный православный богослов, не может принять ограничение Православной Церкви и теорию экуменизма, которую он считает "одной из самых опаснейших ересей"[384]. Стремление некоторых людей создать "вселенскую и апостольскую Церковь" является заблуждением. Также заблуждаются и те, "кто помышляют в сердцах своих о каком-то особо высоком мистическом сверхцерковном понимании христианской религии"[385]. Он советует Бальфуру: "Мне так хочется (и Богу молюсь об этом), чтобы Вы не прельстились этим всем, но твердо в сердце и уме убеждены были в том, что существует на земле та одна единая истинная Церковь, которую основал Господь, что Церковь эта хранит неповрежденным учение Христово, что она во всей своей совокупности (а не в отдельных членах своих) обладает полнотою ведения и благодати и непогрешима"

[386]. И далее он приводит свое исповедание, выражающее его жизненный опыт[387].

Кенотическая любовь после "разрыва" и падения

Письма Бальфура старцу Софронию, посланные до жизни в Афинах, не сохранились и не опубликованы. Тем не менее взгляды Бальфура, содержащиеся в этих письмах, а также его сущность можно понять из ответов старца Софрония. Однако в опубликованных письмах Бальфура, написанных после переезда в Афины и лишения его духовного сана, можно проследить строй его мыслей и то, как отвечал на них старец Софроний. Из чтения писем Бальфура в приложении и писем старца Софрония в четвертой части книги, которая называется "Разрыв", можно сделать несколько важных выводов.

Во-первых, всю жизнь и даже после разрыва с Церковью Бальфура не оставляла смертная память. Он искал умной молитвы и внутреннего мира, но духовно христианский уровень его жизни был недостаточен достичь желаемого. Он приближался к преддверию внутренней духовной жизни, подобно тому как евреи — к подножию горы Синай. Старец Софроний же находился на вершине богосозерцания, созерцал нетварный свет, как пророк Моисей. Хотя иногда Божественная благодать и умалялась в периоды богооставленности, внутренняя умная молитва не покидала его. Понятно, что Бальфуру было непостижимо духовное состояние богооставленности у старца Софрония как особый этап в духовной жизни — состояние, отличное от отчаяния и безнадежности.

Во-вторых, Бальфур духовно "расслабился", когда поселился в Греции, встречаясь со "знатными" клириками и мирянами — активными миссионерами в братстве "Zωή" ("Жизнь"), похожем своей дисциплиной, как он говорил, на западные ордена иезуитов и траппистов. Сравнивая членов братства по жизни с монахами-святогорцами, он считал их стоящими духовно выше. Старец Софроний, отвечая с вежливостью, деликатностью, смирением и самопорицанием, с большим рассуждением сдерживал Бальфура, который так и не понял до конца пастырское наставление старца Софрония: слишком разными были их уровни духовной жизни.

В-третьих, в Афинах Бальфур пережил трагические последствия Второй мировой войны. Покинув Грецию, он оставил духовный сан и монашество. Старец Софроний же пережил кошмар войны на "страшной" Карулии: "как безумный, бесстыдно и дерзко" он "умолял Бога дать миру мир", испытав все лишения войны, когда приходилось бороться "за кусок черного хлеба". Душа же его жила и глубокое истощание, и внутренний мир, и сладость света, Царство Божие[388].

В-четвертых, после своего падения Бальфур "три года провел в совершенном безбожестве", однако его не покидали смертная память и чувство неудовлетворенности мирской жизнью. Осознавая, насколько трудным бременем он лег на плечи старца Софрония, он писал: "Я был для тебя бременем почти невыносимым, а теперь ты освобожден от него. Не мучайся мною: сними с себя это бремя и не старайся его носить"[389]

. В сей трагический момент жизни Бальфура старец Софроний "пытается побороть" его любовью и нежностью. Он теперь не обличает, но утешает и призывает его к жительству на Афоне. Старец писал Бальфуру: "Быть может, и нам будет дана возможность хотя бы на время пожить вместе. Я всегда этого хотел, теперь еще более. Говорю об этом, чтобы ты имел это в виду, если когда-нибудь почувствуешь к тому позыв"[390]. И старец Софроний писал ему, что не изменит своего отношения к нему, что бы ни случилось[391]. Эта духовная, аскетическая, безмолвная любовь старца Софрония удержала Бальфура в Православной Церкви и привела его к покаянию.

В-пятых, Бальфур после падения почувствовал некую "свободу" от "оков" духовного сана и монашества. И старец Софроний с бесподобным пастырским и духовным мастерством поведал, как можно приобрести истинную свободу: "удаление и самоограничение" в безмолвии и подвиге духовной жизни. Он пишет: "Я вяжу самого себя так крепко, чтобы мне не ощущать налагаемых на меня Церковью и обществом оков". И описывает, как в самой глубине Церкви он приобретает тесную связь с апостолами и отцами Церкви, которые являются его "близкими" и "родными". Поэтому "вне Церкви связь с ними ослабляется"[392].