«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Душа моя познала Бога, что Он есть Любовь[435], и Любовь неизреченная, несказанная, неизъяснимая, ненасытная, безграничная, чистейшая, святейшая, недомыслимая по совершенству, сладчайшая, крепкая, вечная, и что еще сказать? Бог есть Свет, в Котором пет ни единой тьмы[436] (или пятна, или порока)[437].

Старец Софроний пишет: "Я давно уверился, что Бог есть Любовь

, что Он с ненасытимой жаждой ищет каждого из нас, что Он скучает по нам, что в Своей любви к нам Он не изменяется, сколько бы мы ни изменяли Ему, что Он всегда стремится нас засыпать благами"[438].

С богопознанием старцу Софронию открылись новые духовные горизонты, он осознал истинные масштабы трагедии — неведения истинного Бога человеками. Ничто из людских трагедий не удручало его до таких пределов, как сие неведение. Он пишет: "При этом самым трагическим мне представляется не то, что люди вообще много страдают, а то, что умирают, не познав Бога"[439].

Богопознание через видение Божественного света, истинного Бога, не есть теоретическое: оно преображает все существо человека и воспламеняет его вожделение к глубочайшему непрестанному богообщению. Так человек живет вечность…[440]

Старец Софроний пишет, что человек, познавший Бога, молится "с неутолимым плачем" за друзей, врагов и за всякое творение. Он желает потерять даже свою душу ради спасения других. Тогда "сердце, уязвленное любовью Божественною, иногда болит так, как бы его пронзил кто раскаленным мечом, но болезнь эта сладкая непередаваемо. От сладости любви Божией человек может забывать весь мир"[441]

.

Испытав божественную жизнь, сердце старца "горело", жаждало жить со святыми. Он пишет: "Правду скажу Вам, что когда у меня загорелось сердце, то томился я жаждою жить там, где вокруг святые, потому что благочестивое чувство страха делает для человека мучительным быть свидетелем нечестивой жизни (посмотрите, что говорит апостол: "…ибо сей праведник [Лот. — Ред.], живя между ними [содомлянами. — Ред.], ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела беззаконные"[442])"[443]

.

После созерцания Христа как истинного Бога и стяжания богопознания старец признает, что более не искал Бога, но стремился уподобиться Христу, Которого познал лично в духе, и усвоиться Ему. Какая эта великая богословская истина! Он не искал "какого-то непонятного, расплывчатого, безличного вечного бытия, какого-то "неведомого Бога""; но Христа, чтобы "Ему уподобиться и усвоиться"[444].

Однако старец — великий опытный богослов; и свидетельство неложности, которой отмечено его богословие, — ясное осознание риска, связанного с созерцанием нетварного света. Подвижнику не свойственна необузданная восторженность или наивность в восприятии сей великой и "дивной благодати": он осознает опасность — впасть в прелесть или тщеславие, сподобившись столь великих даров[445].

О неложном характере его богословия говорит тот факт, что, удостоившись от Бога такого великого и редкого дара — видеть нетварный свет, который есть Царство Божие, пища небесная, причастие Богу, — старец ясно осознает: человек не должен "стремиться к видениям, созерцанию, достижениям чего-то высшего", но должен нисходить умом во ад; жить глубочайшее покаяние и плач по Богу, очищающий сердце от страстей и освобождающий ум от всякого заблуждения и мечтания; осознавать свою нищету и чувствовать себя достойным осуждения[446].

Из истории всей его жизни очевидно, что, сподобившись великого дара от Бога, старец хранил о нем молчание. В этом — подлинный пример отношения к великому дарованию — видеть Бога в нетварном свете. Этот дар есть вершина духовной жизни, и невозможно донести его людям, живущим, подобно идолопоклонникам, своими страстями. Они обращаются против всякого, кто возвещает им истину, как отнеслись они к пророкам и апостолам, принявшим мученическую кончину. Из написанного старцем видно, что его можно причислить к чину боговидцев, пророков и апостолов[447]

.

Старец Софроний описывает свои опыты боговидения Бальфуру с верой в его духовное мужество и ради собственного смирения[448].

Богооставленностъ

Длительное богообщение — нелегко. Христос сказал: "Дух бодр, плоть же немощна"[449]. Человек испытывает посещения и умаления Божественной благодати — богооставленность, когда он познает состояние Христа на кресте, воззвавшего: "Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?"[450]. Конечно, Бог Отец не оставлял Христа, когда Тот был на кресте: Своими словами Христос описал и выразил нашу богооставленность. Святой Григорий Богослов пишет:

Ибо не Сам Он оставлен или Отцом, или собственным Божеством… но (как говорил уже я) в лице Своем изображает нас. Мы были прежде оставлены и презренны, а ныне восприняты и спасены страданиями Бесстрастного[451].