«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

В первой главе анализируется «значение ипостасного начала и возможность его реализации». Автор начинает анализ с обращения к триединству Бога и отношениям между Тремя Ипостасями, затем проецирует их на человека, который является образом Слова. Во взаимопроникновении Трех Ипостасей старец Софроний видит «свойство божественного смирения Ипостасей». Следовательно, по его мнению, человек, будучи созданным по образу Божию, имеет внутреннее призвание и стремление к познанию истинного Бога как своего прообраза при сотворении, так же как и способность вместить в себе Божественную жизнь. Естественно, на этом пути существует и опасность впасть в заблуждение, ища Бога не в лице Христа (ибо через Христа познаются другие Ипостаси), а в надличностном Абсолюте.

Во второй главе идет речь об истощании Слова, Второго Лица Святой Троицы, Которое стало человеком, восприяв греховность и смертность человеческой природы. Говорится также и об истощании, которое должен переживать каждый христианин в подвиге хранения заповедей Христовых и стяжания любви до ненависти к себе, по примеру Христа.

В третьей главе изложено учение старца Софрония о величии человека, созданного по образу Божию, и о его ничтожестве, отразившемся в падении, смерти и жизни согласно страстям. Таким образом, повествование идет о факте смерти, о даровании памяти смертной и преодолении смерти, о плаче и слезах.

В четвертой главе анализируется учение старца Софрония о тайне путей спасения и повествуется о том, что он пережил, писал и говорил о сошествии Божественной благодати, о потере и возвращении ее. Этот опыт дает познание пути Христова.

В пятой главе читатель узнает про учение старца о монашеском пути, который представлен как дар Святого Духа, и о монашеских обетах: послушании, девстве (или целомудрии) и нестяжании, а также о духовном руководстве, которое служит примирению человека с Богом.

В шестой главе описано учение старца о православном исихазме: об Иисусовой молитве, о делании, об умном безмолвии, которое является средоточием православного исихазма, и об избавлении человека от воображения.

В седьмой главе анализируется переход христианина и монаха с психологического уровня на онтологический. Здесь речь идет о покаянии, которое начинается на психологическом — чувственном — уровне, и об онтологическом перерождении человека, которое доходит до созерцания нетварного света. Излагается учение старца об аскетическом и божественном смирении и об онтологическом содержании личности.

И, наконец, в восьмой главе идет речь об учении старца о молитве как пути спасения, о молитве как личном общении, о чистой молитве, о молитве за весь мир, которая как ничто иное раскрывает личное начало в человеке, и о любви к врагам как критерии истинности.

В эпилоге анализируется основной принцип преподобного Силуана Афонского, который служил основным жизненным принципом и старцу Софронию: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Автор повествует об особом и совершенном покаянии, состоящем в пребывании умом во аде, и о даре надежды на Бога, изгоняющей отчаяние и безнадежность.

Книга архимандрита Захарии раскрывает смысл богословия старца Софрония, которое было его личным жизненным опытом. Она показывает, что содержание богословия старца отражает действие Святого Духа и раскрывает те начала, из которых выросла личность старца в его богословском становлении.

В предисловии архимандрит Захария пишет, что старец Софроний «украшен многими великими дарами Святого Духа. Наибольшее впечатление производило слово Божие, которое он „схватывал“ своей молитвой и деятельно вынашивал в своем сердце. Он был человек Слова. Каждое соприкосновение с ним было откровением жизни и созерцания, и самое обычное его слово наполняло благодатью тех, кто к нему приближался. Он молился подолгу и с усердием о страждущих и еще более радовался, когда его слово и молитва чудесным образом преображали их сердца. Он подвизался, чтобы облегчить их боль, и отдавал себя целиком до конца, чтобы служить величайшему и важнейшему чуду нашей преходящей жизни: единению человеческого бытия с Духом живого и вечного Бога»[31].

Из изложенного выше невозможно в полноте представить старца Софрония, его богословие и то, как он относился к людям, которые приезжали к нему со всего света. Он сам владел четырьмя языками (русским, французским, греческим и английским), у него был огромный духовный опыт, и он мог отлично понимать инославных и иноверных, атеистов и верующих, благочестивых и неблагочестивых, молодых и стариков, мирян и клириков, мирских и монахов.

Но пришло время, чтобы это духовное солнце зашло, или, точнее, взошло в Царство Божие, которое старец познал в его неоднократных явлениях. И он почил так же, как и учил, молился, служил.