Знак

Сказитель подвел нас к куче подушек, где мы и устроились, продолжая неловко держаться за руки. Стоило мне на секунду выпустить руку Акоса, чтобы поправить платье, как тени вновь засинели под кожей.

Сказитель прищурился.

– А они никуда не делись, – произнес он. – Без них я тебя едва узнал, малышка Ноавек.

Он поставил на стол металлический чайник и несколько разномастных керамических кружек. Стол по существу представлял собой два табурета, один – железный, другой – деревянный.

Я налила себе чая. Напиток был светло-бордовым, от него сладко пахло.

Сказитель устроился напротив нас.

Я посмотрела по сторонам. Белая краска на стенах облупилась, из-под нее проглядывала желтая. Однако и в этой каморке висел вездесущий новостной экран, кое-как прилаженный над печкой. Комнату заполняли предметы, добытые во время Побывок: темный металлический чайник явно прибыл с Тепеса, решетка на печке сделана из обломка питайского пола, а наряд Сказителя – из роскошного отирского шелка. В углу я заметила сломанное кресло неизвестного происхождения.

– От твоего приятеля… – Акоса, да? – пахнет тихоцветом, – Сказитель вдруг сурово наморщил лоб.

– Акос – тувенец, – пояснила я. – И тут нет никакого неуважения.

– Неуважения? – непонимающе переспросил Акос.

– Да, я не разрешаю входить в мой дом людям, принимавшим тихоцветы и любые другие вещества, изменяющие Ток, – ответил Сказитель. – Хотя они могут вернуться, когда действие зелий закончится. Я не склонен гнать гостей.

– Сказитель – наш священник, – объяснила я Акосу. – Обычно мы зовем их духовенством.

– Тувенец, значит… – Сказитель прикрыл глаза. – По-моему, ты что-то путаешь, господин. Ты говоришь на священном языке, как на родном.

– Мне лучше знать, где мой дом и кто я такой, – раздраженно буркнул Акос.

– Я не хотел тебя обидеть, но ведь Акос – шотетское имя, неудивительно, что я ошибся. Зачем тувенцам давать ребенку имя, которое звучит для них столь чуждо? А как зовут твоих братьев и сестер?

– Айджа и Сизи, – ошеломленно произнес Акос.

Он выглядел испуганным. Я почувствовала, как он стиснул мою руку.

– Ладно, неважно, – отмахнулся Сказитель. – Вы ведь пришли ко мне не просто так, и времени, полагаю, у вас немного. Перейдем к делу и не будем ждать, когда разразится гроза. С чем ты ко мне пожаловала, малышка Ноавек?

– Поведайте Акосу историю, которую вы рассказывали мне. Вы же ее помните, да? Мне ее так хорошо никогда не пересказать.

– Хорошо, малышка Ноавек, – босоногий Сказитель обнял ладонями свою кружку.

– Что до истории, у нее нет начала. Тогда мы не понимали, что наш язык, язык откровений, передается с кровью. Мы, галактические странники, всегда держались вместе. У нас не было ни дома, ни стремления его обрести. Мы следовали за Током туда, куда бы он нас ни вел, и верили, что именно в этом заключается наша судьба.

Сказитель отхлебнул глоточек, отставил в сторону кружку и пошевелил пальцами. Когда я увидела этот жест много лет назад, то рассмеялась: настолько странным он показался. Теперь-то мне было известно, чего ждать.

В воздухе возникли призрачные фигуры. Силуэты не светились, как голограмма галактики, которую мы видели в комнате Изыскателей, но были сделаны по тому же принципу. Я понимала, что Сказитель активировал звездную карту.

Планеты вращались вокруг солнца, а вокруг них вилась белесая лента Тока.

Серые, дымчатые глаза Акоса расширились.

– Однажды некий оракул предсказал, что правители приведут нас туда, где мы обретем свою родину. И мы действительно обнаружили вроде бы необитаемую, холодную планету, получившую название Урек, что на шотетском означает «Пустая».

– Урек, – повторил Акос. – Так шотеты называют нашу планету?

– А ты думал, мы будем именовать ее по-тувенски? – хмыкнула я.

Конечно, в официальных документах планета, на которой жили и тувенцы, и шотеты, называлась Туве, однако мы не считали себя обязанными прибегать к названию, принятому в Ассамблее.

А звездная карта Сказителя уже изменилась, она сфокусировалась на одной тускло-сияющей планете.

– Течение Тока было здесь весьма мощным. Но мы не захотели забыть нашу историю и наше непостоянство, наше желание возвращать к жизни сломанное, поэтому начали летать на Побывки. Каждый сезон мы, шотеты, всходим на корабль, который столь долго носил нас по галактике, и следуем за токотечением.

Если бы Акос не держал меня за руку, я бы ощутила гул Тока в своем теле. Я редко об этом задумывалась, поскольку гул всегда сопровождала физическая боль, правда, в остальном я ничем не отличалась от других шотетов – да и от всех других людей галактики. За исключением Акоса, сидящего рядом. Мне вдруг стало интересно, помнит ли он гул Тока, скучает ли по нему.

– А затем в наш город Воа вторглись люди севера, – продолжил Сказитель сумрачным голосом. – Они называли себя тувенцами и выращивали ледоцветы. Войдя в город, они увидели детей, ждущих возвращения родителей из Побывки. Тувенцы похитили их, забрали прямо из колыбелей, из-за кухонных столов и с улиц. Они украли их, увезли к себе и превратили в рабов.