Знак белой лилии

– В одних есть. А на других висят таблички – «Может, эта клетка для тебя?».

– Действительно, интересное оформление, – согласилась Мирослава. – Даже жаль, что мы завтра встречаемся с Жанной Ивановной не в ее салоне, – с малой толикой сожаления обронила Мирослава.

– Я не ослышался? Вы завтра встречаетесь с Томилиной?

– Да, я позвонила ей пару часов назад, и она предложила подъехать к ней домой.

– Она не удивилась вашему звонку?

– Может, и удивилась, – ответила Мирослава, – но виду не подала. О том, что Елена Валентиновна убита, она уже знает.

– Откуда? – спросил Морис.

– Ей позвонил Андриевский. Надеюсь, ты не забыл, что она не только давняя подруга его жены, но и крестная его сына.

– Об этом я помню. – Морис хотел еще что-то сказать, но тут на террасу вошел кот, сел возле Мирославы и громко сказал свое мяу.

– Дон хочет, чтобы мы шли спать, – рассмеялась Мирослава. – Договорим завтра. Спокойной ночи. – Она подхватила на руки кота и пошла к себе.

– Спокойной ночи, – тихо обронил Морис и посмотрел в сад, надеясь, что оттуда вот-вот донесется предутренняя песня соловья. Но до первых проблесков зари оставалось еще несколько часов, поэтому он тоже отправился спать.

На следующее утро Мирослава встала рано, несмотря на то что встреча с Томилиной у нее была назначена на одиннадцать часов. Сама детектив предпочла бы более ранний час, но, когда Жанна Ивановна предложила ей приехать к ней домой в одиннадцать, спорить не стала, чтобы не настраивать свидетельницу против себя.

Еще только спускаясь вниз, Морис почувствовал запах жарящейся с луком колбасы.

– Что это вы здесь делаете? – спросил он удивленно, войдя на кухню.

– Не видишь, что ли? – ответила она, не оборачиваясь. – Готовлю основу для яичницы.

Он улыбнулся.

– Теперь вижу. Доброе утро!

– И тебе доброе.

– Чего вы встали в такую рань?

– А ты?

– Вы же знаете, что я жаворонок и всегда встаю рано.

– А я большая кошка, – ответила она и сладко зевнула, – и встаю, когда хочу.

– Оно и видно, – вздохнул Морис.

– Ты уже умылся?

– А вы как думаете?

– О том, что я думаю, я тебе не скажу!

– Тогда давайте так! Я доведу до ума яичницу, – ему не терпелось поскорее отодвинуть ее от плиты, – а вы сходите в парник за укропом и зеленым луком.

– Уговорил, – проговорила она, сонно потягиваясь, и добавила уже более бодрым голосом: – Умеешь ты, Миндаугас, девушку уговорить.

– Если бы, – обронил он себе под нос и принялся доводить яичницу до совершенства.

«Только бы, – думал при этом Морис, – вместо парника она не зарулила в теплицу и не принялась там лакомиться клубникой. В таком случае мне ее тут придется ждать до обеда». Но тут же вспомнил, что Мирославе нужно ехать в город, и успокоился.

Она на самом деле вернулась довольно быстро, принеся по свежему пучку зеленого лука и укропа.

– Все съедим? – Она потрясла пучками в воздухе.

– Укроп весь съедим, а лука половину оставим на обед.

Мирослава разделила пучок лука пополам и отправилась к мойке мыть свежую зелень под струей проточной воды.

Когда Мирослава въехала на одну из узких улиц старого города, солнце поднялось уже довольно высоко и не скупясь раскаляло воздух своими сверкающими лучами.

Благодаря близости Волги ночная прохлада все еще пыталась удерживать свои позиции в густых зарослях сирени, акации и жасмина, возле фонтанов и в тени аллей. Но все остальное городское пространство уже было отдано на откуп июньскому зною.

– А каково людям в Африке! – затормозив на переходе, Мирослава услышала отрывок из разговора высокого худощавого мужчины со своей миниатюрной женой-пампушечкой. Сомнений в том, что они муж и жена, у Мирославы не возникло.

«Видно, бедняжка пожаловалась супругу на удушающий зной, – подумала детектив с иронией, – а он вместо сочувствия принялся читать ей лекцию о страданиях африканского народа. Вот чурбан бесчувственный».

Вскоре, нырнув под арку, Мирослава оказалась в небольшом тенистом дворике.

Выбравшись из салона автомобиля, она подумала: «А здесь очень даже ничего. Уютно и прохладно».

Что неудивительно, судя по толщине и шершавости росших во дворе деревьев, давно преодолевших расстояние от земли до крыш домов и теперь упирающихся вершинами в небо, их никто не пилил со времен Ноя. Мирослава одобряла такой подход к зеленым насаждениям.

Все те, кто уничтожает деревья без крайней на то необходимости, в списке ее врагов занимали ведущую позицию, наравне с убийцами людей и животных.

Дом, в котором жила Жанна Ивановна Томилина, имел всего четыре этажа и три подъезда. Томилина, к которой Мирослава сейчас направлялась, жила в третьем подъезде.

Было без десяти одиннадцать, когда Мирослава набрала цифры на домофоне подъезда.

– Алло, – почти тотчас ответил ей грудной женский голос с легким придыханием.

– Это Мирослава Волгина, здравствуйте! Могу я услышать Жанну Ивановну?

– Здравствуйте! Вы ее уже слышите! Проходите. Я жду вас. – Дверь тихо зажужжала и открылась.

Лифта в подъезде не было, зато на каждой площадке в кадках, горшках и ящиках росли цветы. Особенно их много было на третьем этаже, где жила Томилина. И Мирослава догадалась, что это ее рук дело.