«Золотая Надежда» имела приподнятый квартердек, доходивший до грот-мачты. Сразу за штурвалом располагалась кормовая надстройка, разделенная на четыре каюты. Первая, главная, служила кают-компанией и освещалась с трех сторон двумя окнами по правому и левому бортам и еще двумя, выходящими на палубу по бокам от входной двери. В задней, четвертой, стене кают-компании находились три двери, которые вели в кормовые каюты. Среднюю, самую большую, занимал сэр Ричард с племянником, левую, поменьше, я и такую же справа — капитан Джекобс. Каждая каюта имела по одному окну, зарешеченному прочной дубовой рамой со свинцовыми стеклами. Под квартердеком мы устроили крюйт-камеру, где хранился запас пороха и пуль. Холодное оружие было развешано на стенах и лежало на полках в кают-компании, а огнестрельное находилось в каюте сэра Ричарда.
Немедленно после прибытия «Золотую Надежду» окружила целая флотилия туземных лодок, доверху нагруженных тропическими фруктами, апельсинами, лимонами, манго, фигами, бананами, ананасами и связками сахарного тростника. Пестрота и краски всего этого изобилия радовали глаз, а одуряющие экзотические ароматы непривычно дразнили обоняние. Матросы охотно покупали предлагаемый товар, оживленно переговариваясь с португальскими лодочниками. Увольнение на берег было запрещено из опасения в очередной раз лишиться части команды, да к тому же ожидалось, что стоянка здесь продлится недолго. Я стоял у фальшборта, с интересом наблюдая за орущими, жестикулирующими, хохочущими белозубыми торговцами, когда ко мне подошел Черный Майкл.
— На два слова, мистер Пенрит, — сказал он. — По секрету…
Неожиданно он шагнул в сторону и резко приказал проходившему мимо матросу убрать распустившийся конец троса. Я обернулся и увидел за собой капитана Джекобса, который неслышно приблизился сзади своей мягкой кошачьей походкой. На нем был парадный камзол, парик и широкополая шляпа.
— Я еду на берег, мистер Пенрит, — заявил он. — Вернусь после полуденной вахты. Сомневаюсь, чтобы наш груз прибыл раньше. Мы снимаемся с якоря с вечерним приливом, за час до захода солнца. Прикажите подать шлюпку!
Я выполнил его распоряжение, и он отбыл.
Когда шлюпка отошла на приличное расстояние, я предложил Майклу зайти ко мне в каюту. Указав на кресло, я достал бутылку и пару стаканов. Он медленно выцедил грог и наклонился вперед, скрестив на столе обнаженные до локтей могучие руки, заросшие густой черной шерстью.
— Вот что, мистер Пенрит, — сказал он. — Я не мастер говорить красивые речи. Мои слова простые и грубые, как и я сам, поэтому не подумайте, будто я хочу вас обидеть или лезу не в свои дела…
— Выкладывайте, — предложил я.
— Мне не известна цель нашего путешествия, да меня это и не касается. Но по судну ходят слухи, и люди строят разные догадки. Я не верю сказкам и доверяю только собственным глазам. Этот поющий бездельник, Пайк, что зовет себя Запевалой Сэмом и любит похваляться своими подвигами, все уши прожужжал команде о прелестях пиратской жизни и ходит гоголем под собственное кукареканье. Я повидал кое-что в жизни, да и сам, порой, творил такое, от чего гнилая душонка Пайка затряслась бы, как осиновый лист. Вот эти руки, — он сжал кулаки так, что мышцы вздулись у него под рубахой, — по локоть в крови, пролитою мной в жестоких схватках. Но это все в прошлом. Я и те, кто со мной, — свободные люди, получившие помилование от короля. А остальная команда — дрянь, подонки с мышиным сердцем, способные лишь драить палубу. Они слушают Пайка, развесив уши, как ребенок слушает волшебные сказки. Нанимал их сэр Ричард, но за порядком должен следить капитан…
— Продолжайте, — сказал я, снова наполняя его стакан.
— Судно набито оружием и боеприпасами, как военный корабль… или, может быть, приватир?[42] — он бросил на меня испытующий взгляд. — Не зря же вы заставляете нас проводить боевые учения. Если это означает в недалеком будущем большую драку, то тем лучше. А пока что на борту творится чертовщина другого сорта…
— Почему бы вам не сказать об этом сэру Ричарду? — спросил я.
— Пришло время, когда нужно высказать все, мистер Пенрит. Я сам люблю, когда крепкая выпивка щекочет глотку. Порой она мне даже необходима, потому что подстегивает как хлыст скаковую лошадь. Но она затуманивает мозги. Она хороша для тех, кто выполняет приказы, а не для тех, кто их отдает. Бутылка — плохой советчик. Никому еще не удавалось подружиться с ней и сохранить ясную голову…
— Довольно. Я не хочу больше слушать подобные речи! — строго прервал я его.
Он покосился на меня с добродушной терпимостью, как старый пес на молодого задиристого щенка.
— Вы правы, сэр. Сказанного достаточно. У вас есть свои глаза. Только кто-то должен же быть начальником, а капитан Джекобс — плут и негодяй!
Майкл вынул из кармана складной нож в роговой оправе и раскрыл его.
— Где у вас тот кусочек железа, который вы нашли в нактоузе? Провалиться мне, если он не подойдет к этому лезвию!
Примерки не потребовалось: и без того было очевидно, что кончик отломан от ножа, лежащего передо мной.