Обогнув замок и не увидев ни души, он вышел к заднему двору, застроенному деревянными сараями. Сел на холодные камни и попытался припомнить расположение комнаты барона. Окна. В главной зале были большие стрельчатые окна. Тан приподнялся и увидел их: высоко над землей, темные, едва различимые на фоне стен. Казалось, замок спит. Но за цветной мозаикой мелькнул отблеск, и Сигмон понял: ему туда.
Недолго думая, он соскользнул со стены на сарай и легко, словно и не весил ничего, прошелся по крыше. Ни одна досочка не скрипнула, ни одна связка соломы не зашуршала. Бесшумно, как тень, Сигмон перебрался на крышу следующего сарая и добрался до стены дома.
Окна залы находились довольно высоко, но тан без труда добрался до них. Он так наловчился карабкаться по стенам, что теперь для него это было не сложнее обычной прогулки по дорожке парка. Добравшись до окна, он вытащил нож, сунул его в щель между камней и наступил ногой на рукоять. Освободившейся рукой, все так же бесшумно, Сигмон приоткрыл ставни и приник к окну. Цветная мозаика сильно мешала, и он завозился под окном, как большая черная ворона, выбирая местечко поудобнее. В этот момент из-за стекла донесся гул голосов, и тан замер. Он вытянул шею, нашел в мозаике осколок белого стекла и через него, наконец, увидел зал. Первым, кто попался ему на глаза, оказался барон Нотхейм.
Он сидел в огромном кресле, у самого камина, и отблески пламени падали на его лицо и руки, скрещенные на груди. Седые брови нависали над глазами, как комья мха нависают над бойницами крепости. Из-под нахмуренных бровей блестели глаза, и взгляд их был недобрый. Голова барона наклонилась, и борода закрыла всю грудь. Рукава у рубахи, все той же, крестьянской, были закатаны по локоть, и руки, напоминавшие ляжки огромного кабана, покоились на груди.
Нотхейм говорил, вернее, гулко бурчал, но Сигмон никак не мог разобрать слов. Собеседника барона не было видно, в зале слишком темно: его освещал лишь неровный свет камина. Но тан заметил: барону не нравится ни собеседник, ни разговор.
Сигмон поерзал, ухватился за каменный карниз и приник к самому стеклу. Месяц, скрытый тучами, едва светился в вышине, ночь выдалась темная, и тан надеялся, что все обойдется. Он должен был услышать, о чем говорят в зале. Ради этого можно рискнуть. Он просто обязан узнать, что происходит в замке.
Сигмон коснулся зверя внутри себя, потормошил его и прислушался. Слух обострился, словно тан действительно превратился в зверя. Он услышал звон комаров, крик птицы в лесу, плеск воды в реке, тяжелое дыхание лошадей у самых ворот замка. Тысячи, сотни тысяч звуков, сливавшихся в тяжелый гул. Но ему был нужен только один. Отсечь все ненужное, отбросить прочь, сосредоточиться только на том, что происходит за стеной. Услышать. Сейчас.
Вскоре он стал разбирать слова. Среди звуков ночи они проступали постепенно, нехотя — словно с трудом всплывали из проруби. Сигмон напрягся, стараясь отрешиться от всего постороннего и выловить из общего гама тоненькую звенящую ниточку разговора. Зверь не подвел.
— Я ничего не обещал, — прогудел барон. — Ничего.
— Вы сказали: два дня. Два, — раздался в ответ низкий голос. — Но его все нет.
— Я не знаю, где он, — откликнулся барон. — Он ушел на юг, к горам. Вот и все.
— Вы говорили об этом сотню раз.
— И скажу еще! Понятия не имею, где его носит.
— Барон, если он не вернется завтра, я буду вынужден принять некие меры. Вам это не понравится, но я буду продолжать до тех пор, пока вы не расскажете, куда отправился Сигмон ла Тойя.
Нотхейм не ответил. Насупился, опустил плечи, и широкий нос барона утонул в густых усах.
— Почему бы вам самим не поискать его, — раздался голос Рона. — Ваш отряд протирает штаны в замке, а ведь вы могли бы давно пойти по следу тана.
— Заткнись, полукровка. Ты пока жив только потому, что из тебя выйдет отличная приманка. Но не стоит меня злить. Можно обойтись и без тебя.
Рон вскрикнул, и тан понял, что его ударили. Он сжал пальцы, и каменная крошка с карниза пыльным ручейком канула в темноту.
Наемники. И нет никаких сомнений — те самые, что охотились за ними в Гернии. Отряд засел в замке, дожидаясь, пока вернется главная добыча — Сигмон.
Тан перевел дух. Сколько их? Наверное, немного. Почему Рон и Нотхейм не смогли отбиться? Скорее всего, их застигли врасплох, и наемники захватили замок. Потому и закрыты ворота — ждут, когда вернется ла Тойя и постучится в двери. И если бы он закричал у ворот… Сигмон сжал зубы. Проклятие. Сколько их всего? Сколько их в зале? И тут ли этот воин в доспехе? Нет. Скорее всего, нет. Тан не чувствовал ничего похожего на тот ужас, что испытал в Гаррене.
— Ками, Терен! Бросьте выродка. Идите проверьте прислугу, скажите, чтобы приготовили что-нибудь пожрать и принесли сюда. Потом можете ложиться спать, а сюда пусть придут Потрох и Гир.
— А я?
— Останься, Перен. Конечно, барон и шарлатан не будут глупить, но мне опротивело смотреть на их мрачные морды. Ведь вы не станете делать глупостей, барон?