Меня сажали не раз и на разные сроки. Но одиночество, слепота, отсутствие всяких надежд — все это оставило глубокий след в моей душе. Когда я бодрствую, то мне обычно удается загнать эти воспоминания подальше, но ночью они изредка вырываются на свободу и начинают свою вакханалию: раз-два-три раз-два-три… Вид Бранда в его камере снова пробудил их, меня била дрожь, хотя ночь была теплая. Воспоминания, которые я обычно гнал от себя, сегодня полностью завладели мной. Теперь, когда мои родственники сидели в гостиной, стены которой были увешаны щитами, я никак не мог избавиться от мысли, что один или несколько из них расправились с Брандом точно так же, как Эрик расправился со мной. Хотя в этом не было ничего удивительного, мне становилось не по себе, когда я думал о том, что преступник находится в одной комнате со мной, а я не имею ни малейшего понятия, кто он. Единственным утешением было то, что, по моим наблюдениям остальным тоже приходилось несладко. Включая и виновника. Теорема была доказана. Я понял, что всех их до сих пор не покидала надежда, что виновен во всем кто-то чужой, не из нашей семьи. Теперь эта надежда исчезла, как утренний туман.
С одной стороны, сейчас мне придется быть еще осторожнее в разговоре с ними. С другой — как раз подходящее время для того, чтобы выкачать из них новую информацию, пока все они не в своей тарелке. Их желание помочь устранить угрозу могло оказаться весьма полезным. Даже виновнику придется вести себя так же, как остальным. Кто знает, может, от напряжения он себя нечаянно чем-нибудь выдаст?
— Ну, что еще интересного у тебя на сегодня? — поинтересовался Джулиан, сцепив руки за спиной и растянувшись в моем любимом кресле.
— Пока ничего, — ответил я.
— Жаль, — произнес Джулиан. — А я-то надеялся, что ты предложишь тем же способом поискать отца. А вдруг нам повезет? Найдем и его. И кто-нибудь наверняка его уберет. А после этого поиграем в «русскую рулетку» твоим новым способом. Победитель получает все.
— Ты плохо обдумал свои слова, — заметил я.
— Ничего подобного, я обдумал каждое слово, — заявил он. — Мы тратим так много времени на то, чтобы забить друг другу баки, что я решил для развлечения высказать то, что думаю. Может быть, кто-нибудь это заметит.
— Теперь ты знаешь, что мы заметили. И еще все заметили, что теперешний Джулиан ничуть не лучше прежнего.
— Выбирай, кто тебе больше нравится. Нам очень интересно, знаешь ли ты, что делать дальше.
— Знаю. В настоящее время я намерен получить ответы на некоторые вопросы: они имеют отношение к тому, что мучает нас. Начнем с Бранда и его судьбы, — повернувшись к Бенедикту, который сидел, пристально уставившись на огонь, я сказал: — Бенедикт, ты как-то в Авалоне упомянул, что Бранд был среди тех, кто искал меня после моего исчезновения.
— Это правда, — не стал возражать Бенедикт.
— Мы все искали тебя, — добавил Джулиан.
— Это было потом, — уточнил я. — Вначале этим занимались Бранд, Жерар и ты сам, Бенедикт. Ты ведь так мне говорил?
— Да, но позже и остальные пытались тебя найти. Это я тоже говорил.
Я кивнул.
— Бранд в это время ни о чем необычном не упоминал?
— Необычном? Что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Я ищу какую-нибудь связь с тем, что произошло с ним и со мной.
— Тогда ты ищешь не там, где надо. Он вернулся и сказал, что никого не нашел. После этого он много веков жил в Амбере и никто его не трогал.
— Это я знаю. Но из рассказа Рэндома я понял, что он окончательно исчез где-то за месяц до моего выздоровления и возвращения. Здесь что-то не то. Скажи, может быть, он говорил о чем-то странном не сразу после возвращения, а перед своим исчезновением? Или между? Хотя бы что-то. Говорите, если что-нибудь знаете.
Наступило молчание. Все переглянулись. Во взглядах было не столько беспокойство или подозрительность, сколько любопытство. Наконец, высказалась Льювилла:
— Я не знаю… вероятно, это не имеет значения…
Все взоры устремились на нее. Она заговорила, медленно завязывая и развязывая концы пояса.
— Это произошло между возвращением Бранда и его исчезновением. Мне и вправду это показалось странным. Когда-то давно Бранд приехал в Ребма…
— Когда это «давно»? — спросил я.
Она сморщила лоб.
— Пятьдесят, может быть, шестьдесят или семьдесят лет назад. Точно не помню…
Я постарался вспомнить примерный коэффициент преобразования, выведенный мною в дни долгого заключения. День в Амбере длится чуть больше двух с половиной дней Отражения Земля, где я жил в ссылке. Когда это было возможно, я подгонял амберское время под свое собственное, на случай, если выявится какое-нибудь интересное совпадение. Итак, Бранд приезжал в Ребма, когда для меня шел девятнадцатый век.
— Как бы там ни было, — продолжала Льювилла, — Бранд приехал навестить меня. Пробыл несколько недель, — она взглянула на Рэндома. — Он расспрашивал о Мартине.
Рэндом прищурился и наклонил голову:
— Он не говорил, зачем?