Знак единорога

Иногда дрожа, всегда в испуге, много раз пробуждался я ото сна, где гнил в своей старой камере, вновь слепой, в темницах под Янтарем. Нет, мне не было неведомо заключение. Много раз я был заточен. Разные были сроки. Но одиночество плюс слепота с мизерной надеждой на выздоровление породили слишком большой кредит на бесчувственном кассовом счетчике в универсальном магазине моего разума. Вместе с ощущением вечной замкнутости, все это оставило много иных недобрых зарубок. Бодрствуя, я храню эти воспоминания подальше, под надежным замком ego, но иногда ночью они освобождаются, танцуют в проходах меж рядами и резвятся вокруг под знакомый счет: раз-два-три. Видение Брэнда там, в его камере, вновь свело воспоминания вместе, вызвало несезонные холода в наших семейных делах; и этот завершающий удар послужил тому, чтобы установить более-менее постоянное сопротивление моим воспоминаниям. Теперь под старинными щитами, развешанными по стенам, среди моей родни в гостиной я не мог избежать мысли, что один, а может, и большее число из моих родственничков поступили с Брэндом так же, как Эрик обошелся со мной. Сама по себе эта возможность вряд ли стала потрясающим открытием, но пребывание в одной комнате с преступником, без малейшего понятия относительно его личности, было более чем будоражащим. Единственным для меня утешением было то, что каждый из нас, соответственно намерениям, тоже должен волноваться. В том числе и виновник всего, теорема существования которого была явно доказана. И я понял, что все время во мне жила одна надежда: во всем можно обвинить постороннего. Но теперь… С одной стороны, я чувствовал себя еще более ограниченным в том, что мог сказать. С другой стороны, сейчас вроде как самое подходящее время, чтобы выжать информацию из кого-либо в невменяемом состоянии. Желание сотрудничать, чтобы разобраться с угрозой семье, с угрозой Янтарю, могло оказаться полезным. И даже виновный будет вести себя так же, как любой из нас. Кто знает, вдруг он поскользнется на очередной попытке?..

— Ну, нет ли каких-нибудь других забавных экспериментиков, которые тебя тянет провести? — спросил меня Джулиэн, сцепив ладони на затылке и развалившись в моем любимом кресле.

— Не сейчас, — сказал я.

— Жаль, — отозвался он. — Я надеялся, ты предложишь нам тем же манером поискать Папу. Тогда, если повезет, мы найдем, а кто-нибудь уберет его с дороги уверенно и спокойно. Помимо всего, мы вместе можем сыграть в русскую рулетку[19] — тем милым новым оружием, которое ты принес: победивший наследует все.[20]

— Твои слова звучат зловеще, — сказал я.

— Не так уж и зловеще. Я обдумал каждое из них, — ответил Джулиэн. — Мы провели так много времени, обманывая друг друга, и я решил, что было б забавно сообщить, что я чувствую на самом деле. Просто посмотреть, заметит ли кто-нибудь.

— Теперь знаешь, что заметили. Еще мы заметили, что ты сегодняшний не лучше, чем ты прежний.

— Который бы ни был тебе предпочтительней, их обоих интересует, есть ли у тебя еще какая-нибудь идея и что ты намерен делать дальше.

— Есть, — сказал я. — Сейчас я намерен получить ответы на пару вопросов, по поводу всего, что докучает нам. Мы прекрасно могли бы начать с Брэнда и его неприятностей.

Повернувшись к Бенедикту, который сидел, уставившись в огонь, я сказал:

— Бенедикт, тогда, в Авалоне, ты сказал, что Брэнд был одним из тех, кто искал меня после исчезновения.

— Это верно, — ответил Бенедикт.

— Мы все ходили искать, — сказал Джулиэн.

— Не сразу, — отозвался я. — Изначально это были Брэнд, Джерард и ты, Бенедикт. Так ты мне сказал?

— Да, — сказал он. — Хотя позже присоединились остальные. Это я тоже говорил.

Я кивнул.

— Брэнд тогда отмечал что-нибудь необычное? — спросил я.

— Необычное? Какого рода? — спросил Бенедикт.

— Не знаю. Я ищу какую-нибудь связь между тем, что случилось с ним, и тем, что случилось со мной.

— Тогда ты ищешь не там, — сказал Бенедикт. — Брэнд вернулся и доложил, что не преуспел. И после этого веками болтался где только заблагорассудится, и никто ему не докучал.

— Это у меня отмечено, — сказал я. — Хотя из того, что рассказывал Рэндом, я понял, что последнее исчезновение Брэнда случилось где-то за месяц до моего выздоровления и возвращения. Что, по моим впечатлениям, — необычно. Если он не доложил ни о чем особенном после возвращения из поисков, не делал ли он этого до исчезновения? Или между? Кто-нибудь? Что-нибудь? Скажите, если у вас есть хоть что-то!

Последовали всеобщие оглядки по сторонам. Хоть взгляды и казались больше любопытными, нежели подозрительными или нервными.

Затем, наконец:

— Ну, — сказала Лльюилл. — Не знаю. Я хотела сказать, не знаю, существенно ли это.

Все взгляды остановились на ней. Рассказывая, она принялась медленно сплетать и заплетать концы шнура-пояса.

— Это было как раз после возвращения и до исчезновения и, может быть, не имеет прямого отношения, — продолжила она. — Просто нечто произвело на меня впечатление своей необычностью. Давным-давно Брэнд приходил в Ратн-Я…

— Насколько давно? — спросил я.

Лльюилл нахмурилась.