Знак Единорога. Рука Оберона

– Ты просто дурак, ибо носишь оковы по собственной воле! Но если ты не желаешь ни обладать, ни править, тогда что скажешь о знаниях? Я сумел постичь всю мудрость Дворкина. Я пошел и дальше, и заплатил черную цену за то, что проник в суть вселенной еще глубже. И ты можешь получить то же самое, не платя такой цены.

– Всему своя цена, – сказал Бенедикт, – и эту цену я платить не стану.

Бранд покачал головой и взлохматил волосы. Тут изображение Образа как-то заколебалось, словно клочок облака на миг закрыл свет луны. Тир-на Ног’т мигнул, а потом снова засветился с прежней яркостью.

– Ты искренен, ты и правда так думаешь, – промолвил Бранд, явно не заметив мимолетного затмения. – Что ж, больше не буду тебя испытывать. Однако попытаться я был должен.

Он снова остановился, глядя на Бенедикта.

– Ты слишком хороший человек, брат, чтобы расточать себя на эту бессмысленную кутерьму в Амбере, защищая то, что обречено сгинуть. Я ведь выиграю, Бенедикт. Я уничтожу Амбер и воздвигну его заново. Я собираюсь стереть старый Образ и начертать свой собственный. Ты можешь быть со мной. Я хотел бы, чтобы ты был на моей стороне. Я хочу сотворить идеальный мир, с лучшим доступом к Тени. Я соединю Амбер и Двор Хаоса. Я включу в это королевство все Тени. А ты будешь командовать моими легионами, величайшими воинствами, какие когда-либо существовали. Ты…

– Если твой новый мир будет столь идеальным, как ты говоришь, Бранд, в легионах не будет нужды. Если же он будет отражать рассудок своего создателя, тогда никаких улучшений в сравнении с нынешним положением дел я в нем не вижу. Спасибо за предложение, но я предпочту остаться с тем Амбером, который уже существует.

– Ты дурак, Бенедикт. С благими намерениями, но все равно – дурак.

Бранд снова начал осторожно продвигаться вперед. До Бенедикта ему оставалось сорок футов… тридцать… Он продолжал идти. Затем остановился футах в двадцати, сунул большие пальцы за пояс и молча уставился на него. Бенедикт встретил его взгляд. Я снова проверил, как там облака. Длинная гряда их продолжала надвигаться на сияющую луну. Но пока что я был уверен, что в любую минуту смогу вызволить Бенедикта, и решил сейчас его не беспокоить.

– Слушай, а почему ты просто не подойдешь и не прирежешь меня? – спросил наконец Бранд. – Я безоружен, это несложно. И ведь не важно, что в наших жилах течет одна и та же кровь, так? Чего ты ждешь?

– Я уже сказал, что не желаю причинять тебе вред, – ответил Бенедикт.

– Но готов на это, если я попытаюсь пройти мимо тебя.

Бенедикт молча кивнул.

– Признай: ты ведь боишься меня, Бенедикт. Все вы меня боитесь. Вот я сейчас приближаюсь к тебе, безоружный, и у тебя что-то сжимается под ложечкой. Ты видишь мою уверенность и не понимаешь ее причин. Ты должен бояться.

Бенедикт не ответил.

– …И еще ты боишься моей крови на своих руках, – продолжал Бранд, – боишься моего предсмертного проклятия…

– А ты не боялся крови Мартина на своих руках? – спросил Бенедикт.

– Этого ублюдочного щенка? – фыркнул Бранд. – Он не был одним из нас. Просто инструмент.

– Бранд, у меня нет желания убивать родного брата. Отдай мне кулон, который ты носишь на шее, и возвращайся со мной в Амбер, прямо сейчас. Еще не поздно решить все вопросы.

Бранд, откинув голову, рассмеялся:

– О, благородные речи! Благородные речи, Бенедикт! Достойно истинного владыки королевства! Мне прямо стыдно, что ты столь невероятно великодушен! Но главное, ради чего все это?

Он погладил рукой Камень Правосудия.

– Ради вот этого вот?

Он снова засмеялся и шагнул вперед.

– Ради вот этой безделушки? И если я отдам ее тебе, это купит всему королевству мир, покой и порядок? И послужит выкупом за мою жизнь?

Бранд снова остановился, теперь уже футах в десяти от Бенедикта. Поднял зажатый в пальцах Самоцвет и посмотрел сквозь него.

– А ты знаешь полную силу этой штуковины? – спросил он.

– Достаточно… – начал было Бенедикт, и голос его прервался.

Бранд поспешно сделал еще шаг вперед. Камень ярко освещал его лицо. Рука Бенедикта двинулась к рукояти, но так и не дотянулась до оружия. Он замер, словно вдруг превратился в статую. Тут я начал понимать, в чем дело, однако было слишком поздно.

Все, что говорил Бранд, не имело ни малейшего смысла. Обычная болтовня, отвлекающий маневр, пока он аккуратно подбирался на нужную дистанцию. Он действительно успел отчасти настроиться на Камень, и этих ограниченных возможностей оказалось достаточно, чтобы позволить ему кое-что сотворить с помощью Самоцвета, кое-что неизвестное мне, а вот Бранд об этом был осведомлен с самого начала.

Бранд со всеми предосторожностями появился на безопасном расстоянии от Бенедикта, попробовал Камень, подошел чуть ближе, попробовал снова, и так все приближался и пробовал, пока не добрался до точки, из которой Самоцвет смог воздействовать на нервную систему Бенедикта.

– Бенедикт, – сказал я ему, – тебе лучше перебраться ко мне.

И я, сосредоточившись, напряг всю свою волю, однако Бенедикт даже не пошевелился и не ответил.