Знак Избранника

Волк помолчал немного, словно собираясь с духом, чтобы сказать то, что он собирался сказать. Охотник, склонив голову, ожидал продолжения.

— Нелегко расписываться в собственной слабости… Но ты, наконец, должен признать, что это Дитя, которое за два цикла успело подрасти и стать женщиной, нам не по зубам. И если ты намерен и впредь оставаться таким же законопослушным, то ты проиграешь этот гон. Но теперь, когда благодаря какому-то фантастическому случаю у тебя вдруг появилась возможность завершить Охоту — одним ударом покончить с ней! — ты намерен соблюсти Закон, влезть в материю, чтобы убить ее, как равную! Ты воображаешь, конечно, что сможешь ее провести? В который это по счету раз? Пора бы уже уразуметь: для того чтобы изловить ее, не нарушив Закона, одной удачи мало! А если ты рассчитываешь на то, что тебе вновь так же безумно, наперекор всем законам, повезет, но ты просто спятил, и на тебя самого пора открывать Охоту!

Тут Охотник поднял голову, и от внимания недоумевающего Волка не ускользнула мимолетная улыбка, тут же исчезнувшая с губ человека, едва тот заговорил.

— Ты никогда не задавал себе вопроса, почему до сих пор привязан ко мне, хотя давно уже перестал быть моим пленником? — спросил он. Волк молчал, и Охотник продолжил: — За время последней Охоты ты тоже вырос; ты стал теперь моим другом, почти одним из нас. И ты почти свободен. Ты создан для охоты, и беглец из тебя, признаться, был в свое время неважный. Поймать тебя не составило тогда большого труда. Теперь же, чтобы избавиться от этого досадного «почти» перед словом «свободен», тебе достаточно лишь в полной мере осознать и принять то, что ты слышал от меня так много раз. Наша миссия состоит в том, чтобы не допускать нарушений мирового порядка, по возможности предупреждая их еще в зародыше. Законы мироздания не должны нарушаться. Для этого мы и призваны. Даже крохотная песчинка, брошенная в нужное время в нужном месте, может стать причиной непоправимых бед. Это Дитя два цикла назад было именно такой песчинкой. Тогда не имело ни малейшего значения, какого оно рода, оно было ребенком — и этим все сказано. При этом исключительно опасным ребенком. Нечасто случается, чтобы такому неразвитому энергетическому созданию, каким является астральное Дитя, открывались практически неограниченные возможности. Она была одним из редчайших исключений. В своем роде гениальным ребенком. Я задал ей условия игры, и она вынуждена была их принять, отдав все силы пассивному противостоянию. И это было достойное противостояние! За все время гона я не только не смог изловить ее, но даже не сумел приблизиться к ней на расстояние, достаточное хотя бы для личностного контакта. Но я сделал другое — лишил ее возможности заниматься произвольной самостоятельной деятельностью в пространствах. Она успевала по большей части лишь наблюдать. Делать выводы. Учиться. И расти… Кстати, тебе, должно быть, неизвестно, что допустимый временной предел Охоты на Дитя — два полных цикла: ведь нам впервые довелось достигнуть этого предела. Теперь, перевалив за него, мы можем считать, что выиграли гон, вне зависимости от того, удастся ей на сей раз ускользнуть или нет.

Охотник замолчал, вглядываясь в разводы облаков на диске планеты.

— Сегодня что — ночь сюрпризов? — холодно поинтересовался Волк. — Ты говоришь — мы выиграли гон? Даже если опять ее упустим?.. Но стоит ли тогда лезть за ней в материю? Не проще ли прямо сейчас положить конец гону?

Волк склонил голову и отвернулся, сам не в силах поверить в то, что подобная крамола могла сорваться с его языка. Кажется, он только что предложил прекратить Охоту. И это — когда дичь уже загнана. И похоже, что он еще дышит. И Вселенная не обрушилась ему на голову.

Охотник пристально глянул на собеседника. Было очевидно, что тот сердится. Только не вполне понятно — на что.

Охотник протянул руку и потрепал густую дымчато-серебристую шерсть на загривке Волка.

— Давай-ка займемся делом, — предложил он и поднялся на ноги. Волк, сразу оживившись, задрал морду.

— Будешь будить Ожидающую-В-Нирване?

— Да. Пришла пора потревожить сестрицу. Сейчас самое время.

Охотник достал из ножен на поясе узкий серебряный меч. Держа его перед собой в вытянутых руках, он стал ловить на лезвие свет белой звезды. Серебро ослепительно полыхнуло, исторгнув яркий луч. Из этой нестерпимо белой полосы света неуловимо-плавным движением выскользнула женщина. Окутанная сиреневыми мягко светящимися одеждами, она казалась нереальной, будто отражение нежного облачка в убегающей речной воде. Волосы ее были светлыми, как и вся она, больше похожая, пожалуй, на ясное обещание непременного счастья в прошлом и в будущем.

Пронзительный ветер мгновенно стих. Женщина шагнула к Охотнику и, слегка наклонившись, коснулась губами его плеча. Он в ответ поцеловал ее в висок.

— Знаешь, Стил, о чем я всегда жалею, когда приходится будить тебя? — спросил он.

— О чем, Тери?

— Что мне позволено делать это так редко. Люблю смотреть на тебя, когда ты только что проснулась.