Все, что лежало передо мной, не стало ближе ни на дюйм. Я двигался, но…
Опять Льюк поет.
Я остановился. Медленно повернулся, песня звучала так, будто Льюк пел у меня над ухом. Так оно примерно и было. Я лишь на несколько шагов отошел от стойки. Льюк улыбнулся и продолжил песню.
— Что происходит? — спросил я у Гусеницы.
— Ты петляешь у Льюка в петле, — отозвалась она.
— Опять? — сказал я.
Гусеница выпустила кольцо синего дыма, тихо вздохнула и сказала:
— Льюк попался в петлю, а тебя охмурила лирика. Вот и все.
— Как это получилось? — спросил я.
— Понятия не имею, — отозвалась она.
— Эй, а как из петли вылезают?
— А вот этого я тебе вообще сказать не могу.
Я повернулся к Коту, который вновь нарастил себя вокруг собственной довольной улыбки.
— Может, ты знаешь… — начал я.
— Я видел, как он пришел, и видел, как потом пришел ты, — сказал, ухмыляясь, Кот. — И даже для этих мест твой визит был несколько… необычен. Это навело меня на мысль, что по крайней мере один из вас связан с магией.
Я кивнул.
— А не слишком ли часто ты позволяешь себе вот так появиться, чтобы пропасть вновь? — заметил я.
— Про пасть я могу сказать одно: свою пасть я всегда держу при себе, — отозвался он. — Когти тоже. Чего не скажешь про Льюка.
— Что ты имеешь в виду?
— Ловушка, в которую он попал, — вроде заразной болезни.
— И как она действует? — спросил я.
Но Кот исчез снова, на этот раз вместе с улыбкой.
Ловушка… Вроде заразной болезни… Кажется, выходило, что проблема-то Льюкова, а меня каким-то образом в нее затянуло. Концы с концами при таком раскладе начинали сходиться, хотя по-прежнему и не подсказывали никакой идеи насчет того, что это за проблема и как от нее избавиться.
Я потянулся за кружкой. Если проблему не решить, то можно хотя бы расслабиться и получить удовольствие. Медленно потягивая из кружки, я вдруг понял, что на меня в упор смотрит пара бледных, горящих глаз. Раньше я их не замечал, и странность вся заключалась в том, что находились они в затененной части стенной росписи как раз напротив меня; мало того — они двигались, осторожно перемещаясь влево.
Потом я потерял их из виду, но по вздрагивающим верхушкам травы я по-прежнему мог следить за их обладателем, пока этот самый непонятно кто или что подкрадывался к тому месту, куда до этого направлялся я. Такая роль наблюдателя казалась мне захватывающе интересной. А далеко-далеко справа — за Льюком — я вдруг обнаружил стройного джентльмена в темном жакете, с кистью и палитрой в руках, который неторопливо продолжал расписывать стену. Я сделал еще глоток и снова сосредоточил внимание на таинственном обладателе глаз, перелезавшем из плоскости в три измерения. Вот между скалой и кустами вылезло его мутно-серое рыло; над рылом блекло посверкивали глаза; голубая слюна капала с темной морды и стекала на землю. Либо существо было очень низкое, либо оно сильно пригнулось, но я так и не смог понять, изучало ли оно всю нашу толпу целиком или только меня в отдельности. Я перегнулся и поймал Шалтая за пояс — а может, это был не пояс, а галстук, неважно — как раз в тот момент, когда он собрался опрокинуться на бок.
— Извините, — попросил я. — Не могли бы вы мне сказать, что это там за создание?
И только я показал — как существо выпрыгнуло, многоногое, длинный хвост, темная чешуя, стремительное тело извивается волнами. Обнажив красные когти, с задранным вверх хвостом оно мчалось на нас.
Затуманенный взгляд Шалтая двинулся навстречу моему и увильнул в сторону.
— Меня здесь нет, сэр, — начал он, — чтобы излечить ваше зоологическое неве… Бог мой! Это же…
Пока существо мелькало вдалеке, но приближалось быстро. Интересно, когда оно доберется сюда, оно так же начнет крутиться как белка в колесе — или роль белки была предназначена только мне, когда я пытался смыться из этого места?
Сегменты тела извивались, существо шипело, как сковородка, и весь его путь от нарисованной выдумки в наши края можно было легко проследить по потокам извергающейся слюны. Скорость его нельзя сказать чтобы стала меньше, скорее наоборот.
Моя левая рука дернулась сама по себе, и с губ сорвалась непрошеная цепочка слов. Я произнес их как раз в тот момент, когда существо пересекло поверхность раздела, сквозь которую сам я прорваться так и не смог; оно встало на дыбы, перевернув незанятый стол, и подобрало свои конечности, как будто собираясь подпрыгнуть.
— Брандашмыг! — закричал кто-то.
— Злопасный Брандашмыг! — поправил Шалтай.
Как только я произнес последнее слово и сделал завершающий жест, перед моим внутренним взором поплыло изображение Логруса[5]. Темная тварь, как раз выбросившая перед собой передние лапы, мигом убрала лапы обратно, потом прижала их к верхней левой четвертинке груди, закатила глаза, издала тихий стон, тяжело вздохнула, свернулась, упала на пол, перекатилась на спину, и множество ее ног задралось вверх.
Над поверженной тварью появилась улыбка Кота. Губы двигались.
—
Улыбка подрулила ко мне, и вокруг нее, наподобие запоздалой мысли, проявился весь остальной Кот.