Что было сил я двинул кулаком вверх и засветил Льюку в челюсть; удар подбросил его над полом, перевернул и послал прямиком через развалившийся стол; приземлившись, Льюк продолжал скользить через весь зал, пока в конце концов не стал на прикол, рухнув под ноги спокойного джентльмена викторианского вида; тот выронил свою кисть и быстро отступил в сторону, когда к нему отнесло забуксовавшего Льюка. Я взял свою кружку в левую руку и вылил ее содержимое на правый кулак, который чувствовал себя так, будто я врезал им по стене. Едва я все это сделал, как огни померкли и на мгновение воцарилась полная тишина.
Затем я шарахнул кружкой по стойке. Стены бара и все, что находилось внутри, должно быть, специально выбрали этот момент, чтобы нервно вздрогнуть, как будто от землетрясения. Две бутылки упали с полки, лампа покачнулась, грааханье стало тише. Я глянул налево и увидел, что жуткая тень Бармаглота отступает куда-то в глущобу. И не только — нарисованный кусок местности теперь порядочно выдавался в реальное пространство и, похоже, продолжал двигаться в том же направлении, обращая крайний участок леса в плоскую неподвижность. Из раздававшегося то и дело пылканья становилось ясно, что Бармаглот теперь удирает прочь, торопясь оторваться от наступающей плоскости. Тру ляля, Траляля, Лягушонок и Птица Додо бросились упаковывать инструменты.
Я через бар устремился к лежащему навзничь Льюку. Гусеница разбирала кальян, и я заметил, что ее гриб перекосило под странным углом. Позади нее рыл нору Белый Кролик, и я слышал, как, раскачиваясь на табурете, куда ему только что удалось взобраться, бормочет проклятия Шалтай.
Приблизившись, я отсалютовал джентльмену с палитрой.
— Простите, что побеспокоил, — сказал я ему. — Но, поверьте, все это к лучшему.
Я поднял обмякшего Льюка и закинул его на плечо. В лицо мне порхнула шустрая стайка игральных карт. Я отмахнулся.
— Бог мой! Бармаглот испугался! — сказал художник, глядя куда-то мимо.
— Чего? — спросил я, не совсем уверенный, интересно мне это знать или нет.
— Вот этого, — ответил художник, показывая на дверь.
Я посмотрел туда, и меня шатнуло; да, действительно, Бармаглота можно было понять.
В баре только что появился Огненный Ангел — двадцати футов ростом, рыжеволосый, с крыльями, подобными окнам с грязными стеклами; с одной стороны, он напомнил мне, что я тоже существо смертное, с другой — своим игольчатым воротником и похожими на колючки когтями, высовывающимися из его короткого меха под всевозможными мыслимыми углами, — напоминал богомола. Когда он ломился внутрь, один из его когтей случайно зацепился за дверь, и та сорвалась с петель. Это была тварь Хаоса — редкая, смертоносная, высокоразумная. Давным-давно не встречал я Огненных Ангелов, да и не было никакого желания. На мгновение я пожалел, что потратил свое заклинание на какого-то Брандашмыга… потом вспомнил, что у этих тварей три сердца. Пока Ангел зыркал глазами по сторонам, высматривая мою особу, а когда наконец увидел, с коротким охотничьим воем двинулся в мою сторону, я быстренько огляделся.
— Было бы время, я с удовольствием бы с вами поговорил, — сказал я художнику. — Мне нравится ваша работа. К сожалению…
— Я понимаю.
— До свидания.
— Удачи.
Я шагнул в кроличью нору и побежал — сильно пригнувшись из-за низкого потолка. А еще мешал Льюк, и поэтому было неудобно вдвойне, особенно на поворотах. Где-то позади, правда пока еще далеко, раздавались охотничьи вопли и звук вонзающихся в землю когтей. Одно меня утешало: Огненному Ангелу придется здорово раздвинуть туннель, чтобы пролезть в него. Но все равно хорошего было мало: я знал, что это ему ничего не стоит. Эти создания невероятно сильны и, по сути, неуязвимы.
Я продолжал бежать, пока пол у меня под ногами круто не оборвался вниз. Почувствовав, что начинаю падать, я протянул свободную руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, но соломинки никакой не было. Почва ушла из-под ног. Хорошо. Я надеялся и почти ожидал, что так оно и случится. Льюк издал тихий стон, но не шевельнулся.
Мы падали. Вниз, вниз, вниз, как и было сказано. То ли колодец был очень глубок, то ли падали мы очень медленно. Все вокруг нас было задернуто сумерками, и я не различал стен. В голове просветлело еще больше, и я знал, что так будет продолжаться и дальше, пока я контролирую одну переменную: Льюка. Высоко над собой я опять услышал знакомые охотничьи завывания. И вслед за этим грааханье. На этот раз оно было каким-то странным. Фракир на запястье вновь запульсировала, докладывая про то, что я уже и без нее знал. Так что опять пришлось ее успокоить.