Знак кота. Гнев оборотня

Я пошевелил пальцами, чтобы размять их, затем отважился взять аккорды одной из песен, как учил меня Кинрр. Алитта куда–то исчезла, куда, я не знал. Дом был довольно большим, а я придерживался лишь той его части, куда мне разрешила заглядывать сама хозяйка. Услышав звон струн, кукольница вошла к нам и уселась на кучку циновок, со вздохом потирая спину рукой, словно провела много часов, согнувшись за рабочим столом.

А я уже нащупал нужные струны, и следующая песня Кинрра вышла получше. Мурри ворчливо замурлыкал, а три котти собрались рядом с Равингой, расхаживая вокруг, тёрлись ей об ноги и поглядывали на меня. Все, как одна, чёрные и всегда ходили вместе, словно связанные невидимой цепочкой. Они удостаивали меня определённого внимания, но было совершенно ясно, что в этом доме лишь Равинга и её ученица заслуживают их полную любовь и преданность.

Я запел песню, которую сочинил в изгнании сам Кинрр, песню, в которой говорилось о звёздах, на которые он любил смотреть, о тишине ночи, о палящей жаре, приходившей с наступлением дня, но больше всего — об одиночестве, рвущем душу на части.

Почему из всех его песен сейчас мне вспомнилась именно эта, я не знал. Просто она казалась самой подходящей и подобающей для этого дня, для этих сумерек.

— Кто научил тебя этой песне? — не успели затихнуть последние ноты, как рядом со мной оказалась Алитта. Куда девалось пренебрежительное выражение лица, с которым она всегда смотрела на меня? Глаза пылали, кулачки были стиснуты, словно она собиралась сейчас же броситься на меня.

— Тот, кто её сочинил. Человек, называвший себя Кинрр…

— Мертвецы не поют! — словно котти, прошипела она.

— Верно. Но когда он учил меня, он был ещё жив. Великий Дух взял его к себе позже.

Она поднесла сжатую в кулак руку к губам и пронзила меня взглядом так, как будто хотела проникнуть в мои мысли и прочесть все воспоминания.

— Но это не… Никто не слышал такой песни Кинрра!

— Я слышал, — и тут я рассказал об отшельнике и об островке, на котором он жил в изгнании. Как он говорил о Вапале, и как он умер, отдав последние силы, чтобы спасти мою жизнь.

Девушка слушала, и глаза её влажно блестели в свете лампы.

— Кинрр, — повторила она имя, когда я умолк. — Да, вне всяких сомнений, эта песня принадлежит ему. Я думала, он погиб в резне той ночью. Неужели ему удалось сбежать…

Она медленно покачала головой.

— Он был последним из присягнувших, и вот как завершились его дни.

Опустившись на подушки напротив меня, Алитта явно говорила сама с собой. Казалось, силы покинули её, в глазах и в голосе отражалось отчаяние. Она потрогала кифонг пальцем, касаясь его так, словно это было величайшее сокровище.

— Верно, верно… это инструмент Кинрра… которым так восхищался Китикар. Если бы кто–то и сохранил арфу, так это он. Я много раз слушала, как он играл, — и он был одним из лучших, как Кинрр в своё время, хотя и скромничал, говоря, что ему далеко до Кинрра.

Она взяла кифонг и положила его на колени. Пальцы коснулись струн, но потекла не заунывная мелодия, какую играл я, а негромкий хрустальный перезвон, поющий о цветущих садах, о весёлых плясках, о биении молодых сердец. Я никогда не слышал такой песни от человека, который звал себя Кинрр, и всё же догадался, что это — тоже его песня, только сочинённая в иные, счастливые времена.

Я откинулся назад, опёршись о спину Мурри, который, как обычно, свернулся позади меня, чтобы послушать. От этой мелодии на сердце становилось легко, словно кто–то нашёптывал на ухо: «Все беды пройдут, и наступит покой и красота».

До конца она не доиграла. Снаружи ворвались другие звуки, хрустально–чистые, но совсем не ласковые. Они проникли даже сквозь стены. Пальцы Алитты замерли, очнувшись от воспоминаний, она вновь посуровела лицом. Равинга выпрямилась.

— Хабан–дзи отправляется к месту погребения, — сказал она. — Одни времена закончились, другие начинаются.

Какие таинства вершатся сейчас в вапаланском Дворце

Ушедших, подумал я. И долго ли люди будут помнить того, кто станет сейчас одним из обитателей Дворца? Нет, конечно, любой ребёнок может перечислить имена всех Императоров, начиная с незапамятных времён. Я хоть сейчас мог бы отбарабанить эту считалочку назубок. Но многие ли из этих правителей оставили в памяти людей какой–либо другой след, кроме имени?

— Завтра, — Равинге пришлось повысить голос, чтобы перекричать погребальный звон, — завтра они выберут.

Я заёрзал. Опять спорить с её уверенностью в том, что буду избран именно я? Так и не дождавшись моего ответа, она поднялась и ушла к себе. Алитта бережно положила кифонг на пол и тоже выскользнула, не сказав ни слова. Мне оставалось только улечься спать. В эту ночь, однако, я спал не один — Мурри улёгся рядом со мной, как во время того изнурительного путешествия, через которое нам с ним пришлось пройти.

Поутру снова зазвонили во все колокола, и от этого трезвона, после тишины пустыни, голова просто раскалывалась. Но всё равно пришлось идти вместе с Равингой и Алиттой на площадь перед Дворцом Ушедших, куда, по–моему, собралась вся Вапала.