Знак кота

Уже близко то время, когда загрохочут охотничьи барабаны, и первыми жертвами станут беспечные. Мы должны готовиться к таким битвам, о которых наш народ уже успел позабыть. Интриги между Домами, сколь коварными и страшными они ни кажутся, — ничто по сравнению с грядущими бедами.

Вот, — она протянула мне инструмент, которым колола песчаного кота. — Сделай с ним то, что сделала я. Будь осторожна, словно ты вставляешь невесомый камешек — твои руки достаточно точны для этого. Делай то, что сделала я!

Я поняла — сейчас не время задавать вопросы. Я ощутила прилив вдохновения, так бывало, когда я делала особо тонкую и изящную работу и мне казалось, что только я могу сделать её, как должно.

Я рассмотрела куклу, склонившись над ней. Волосы были собраны в узел, как у всех, не носивших парадных париков, а маленькая шейка, которую я могла бы легко переломить пальцами, оголена. Я посмотрела на жало: оно снова покраснело, как в руках Равинги. Пальцы защекотало. Казалось, что-то перетекает по моим пальцам в инструмент, будто в него вливается некая сила, о существовании которой внутри себя я и не подозревала.

Я коснулась жалом крошечного затылка. Оно легко скользнуло внутрь, немного углубившись, и я почувствовала, как странный ток в моих пальцах становится сильнее. А затем — я поняла, что сделала всё, что от меня требовалось — потому что жало стало чистым и безжизненным, и выглядело теперь просто инструментом, никак не связанным со мной. Я выпустила его из рук.

Равинга освободила куклу и поставила её рядом с котом. Я соскользнула со стула, и хозяйка вновь заняла своё место. Она коснулась кончиком пальца головы каждой фигуры, закрыла глаза и замерла. Потом кивнула.

— Пока всё идёт, как должно. Мы должны приготовиться к гостям и к тому, что они с собой принесут.

Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку стула. Теперь она смотрела прямо перед собой, сцепив руки и подняв их к подбородку.

— Начинается, начинается… наконец-то!

В её голосе прозвучало желание действовать, и действовать немедля. Словно она могла подчинить себе время и ваять его так же, как свои куклы.

Досыта накормленный, согретый приёмом если не родичей, то земляков, я улёгся спать. Нас ещё ожидала долгая дорога в Вапалу, но волнение, охватившее караван при мысли о предстоящих торжествах в столице, казалось, передалось и мне. Вапала столько лет была для меня каким-то легендарным местом, а теперь наконец-то представился долгожданный случай увидеть это богатейшее и знаменитейшее королевство.

Однако во сне мне явилась не Вапала и даже не лежащий перед нами путь. Я снова оказался в странной, не похожей ни на что комнате. Стены тянулись вверх, в темноту, так высоко, что потолка в этом сумраке и не разглядишь. И стены были далеко, очень далеко от того места, где я стоял. Меня окружали огромные ящики и сундуки, с меня ростом, а некоторые даже больше моей маленькой хижины на родном острове.

И я был здесь не один. Рядом со мной стоял Мурри, замерший, словно прислушивавшийся к неслышному шороху, готовый броситься на любой звук. А над собой я увидел два огромных шара, сиявших серебряным светом, а между ними…

Это же лицо! Такое огромное, что сразу и не поймёшь. Будто некий резчик превратил в статую целый каменный островок, только вырезал не кота-хранителя, а человеческую голову. Глаза задвигались, мигнули.

Стало очевидно, что предметом изучения был именно я. Я попытался сдвинуться с места — в этом взгляде я почувствовал тень неприязни. Увы, я оказался скованным по рукам и ногам, словно тоже представлял собой изваяние, а не живого человека из плоти и крови.

Я попробовал хотя бы окликнуть Мурри, но выяснилось, что я лишен ещё и дара речи. Мне остался только мой разум, моё сознание, замкнутое в неподвижной оболочке.

— Ты придёшь… — я предполагал, что любые слова из этого огромного рта прогремят не хуже грома, но никаких слов не раздалось. Это приказание само собой вспыхнуло в моём сознании. «Ты придёшь», — снова услышал я, а затем ещё: «Равинга ждёт…»

Лицо исчезло, поверхность, на которой я стоял, стены — всё растаяло, теперь моё зрение словно отделилось от тела, я смотрел с небес на землю и видел внизу очертания раскинувшегося подо мной города, по сравнению с которым хорошо знакомый мне Мелоа казался селением, во сто крат меньшим.

Я опускался ниже, и очертания становились всё яснее и яснее. Вскоре я уже различал стены, окружавшие город, широкие ворота. У ворот стояли стражники, их воинские парики были мраморно-белыми, а кожа — светлее, чем у нас. А входящие в город (я различал лишь их силуэты) останавливались перед воинами, словно показывая привратникам, что они пришли в город с добрыми намерениями.