Равинга дотошно осмотрела каждую, проверив, не истрепались ли они за те годы, что пролежали в сундуке. Я обратила внимание, что четыре куклы она забрала с собой обратно в мастерскую, даже не показав мне, что в них нужно поправить, как делала это обычно.
Сейчас она принесла их обратно и уложила каждую на своё место. Когда зазвонят, слуги Домов явятся за ними и с должным почтением унесут, чтобы они заняли подобающие места во дворцах заказчиков.
Равинга озабоченно нахмурилась, пощипывая нижнюю губу. Это значило, что она чем-то серьёзно обеспокоена. Затем покосилась на меня и, согнув палец, указала, чтобы я стала по другую сторону стола.
— Ну как, девочка, они готовы? Не нужно ли чего переделать?
Я чуть не раскрыла рот от удивления. Только прошлой ночью, вынимая куклы из сундуков, мы вместе проверяли их, и мне они казались совершенно целыми. Даже те маленькие огрехи, которые она исправляла сегодня утром, были совершенно незаметны для меня. Я послушно подвинула стул, уселась и самым старательнейшим образом осмотрела каждую куклу. Затем подумала, взяла две куклы сразу и, держа их рядом друг с другом, стала сравнивать, глядя то на одну, то на другую.
Эти куклы изображали Хабан-дзи не старцем, каким он умер, а полным сил юношей, каким он впервые взошёл на Трон Леопарда. Он был тогда прославленным охотником и офицером стражи, родом из Вапалы, сын Дома, занимавшего не очень высокое положение. Вот каким его изображали две куклы в моих руках. И всё ясе… я всё яснее видела, что эти две куклы отличаются друг от друга.
Позы, великолепные одеяния, короны обоих — всё совпадало до последнего стежка, до самого крошечного самоцвета.
Но всё дело в выражении лиц, вдруг поняла я. У первой было обыкновенное безмятежное кукольное личико, в точности повторявшее все черты настоящего человека и не более того. А вот вторая — в глубине её глаз играли искорки! Мне казалось, что она рассматривает меня так же пристально, как я — её!
Я положила первую куклу на место и стала сравнивать со второй куклой остальные. В конце концов у меня в руках остались как раз те куклы, которые Равинга уносила с собой в мастерскую, и каждую из них отличала одна и та же особенность — живые глаза!
Я отстранилась от стола и подняла взгляд на мою хозяйку. В голове роились вопросы, но я не знала, как высказать их. Замеченное мною имеет очень важное значение, я была уверена в этом. Но я заставила себя, промолчать, ибо давно поняла — Равинга делится своими знаниями лишь тогда, когда пожелает, и так, как сочтёт нужным.
Но она тоже молчала, и тогда любопытство (не она ли сама подсказала мне это открытие) заставило меня спросить:
— Глаза, хозяйка. Словно всё видят…
— Именно так, дитя моё, именно так. И неспроста!
Кажется, больше добавлять к этому она не собиралась. Она повернулась и сняла с полки за спиной две других куклы. Протянула куклы мне, но не для того, чтобы я взяла их, а для того, чтобы просто посмотрела. Я знала эти куклы.
Песчаный кот и юноша из Каулаве. Те самые, что участвовали в ритуале несколько дней назад. Эти, кажется, тоже имели всевидящие глаза.
— Идём, нам ещё многое нужно успеть.
Я прошла вслед за ней в мастерскую. Там Равинга уселась на свой высокий стул с подушечкой, на котором проводила столько времени, погрузившись в себя. Поставив две фигурки перед собой, она открыла маленькую шкатулочку, стоящую сбоку. В таких шкатулках хранились инструменты, и почти все эти инструменты я знала и умела ими пользоваться. Но сейчас она вынула незнакомые, толщиной с иголку, совершенно не похожие на те, какими мы пользовались обычно. Они были молочно-белыми, пока мастерица не коснулась их, а когда коснулась — белизну прорезали тончайшие кроваво-красные жилки, разбежавшиеся по ручке и по жалу.
Взяв песчаного кота, Равинга закрепила фигурку в маленьком зажиме, обитом мягкой тканью. А потом, сжав в руке пропитанное кровью жало, уколола кота в затылок. Жало снова побелело, словно краска каким-то образом впиталась в голову кота.
При этом она шептала слова, которые были мне знакомы, хоть я и не понимала их значения. Свои тайны есть в каждом ремесле, и каждый мастер завершает свою работу особым ритуалом. Словно желаешь своему творению доброй удачи. Я давно свыклась с этим обычаем.
Когда инструмент в руке Равинги снова стал совершенно белым, она освободила песчаного кота и отставила его в сторону. Затем, к моему удивлению, поднялась и указала мне на своё место. Стоя за моей спиной и закрепляя передо мной фигуру Хинккеля, она заговорила:
— Скоро завертится многое. Надвигаются беды, Алитта. Я — не выжившая из ума старуха, которая бормочет невесть что. И ты не совсем та, за кого себя принимаешь. Порой Дух бытия сам выбирает тех, кто лучше всего послужит его замыслам. И как бы ни повернулась твоя судьба, ты всё равно бы пришла в мой дом, ибо я видела в тебе нужные задатки. Но есть и другие умения — их нужно шлифовать и оттачивать, как оттачивают оружие или инструмент. Ты обладаешь и такими.