Знак кота

Но как мог я, который был лишь слугой, пастухом, семейным торговцем среди людей, которых обитатели плоскогорья считают примитивными варварами, как мог я надеяться на какое-то будущее? Гильдии купцов будут закрыты для меня, как для одиночки, не связанного ни с одним Домом. Если всё, что рассказывают о Вапале, — правда, то её обитатели ещё теснее связаны с кланами Домов, и иноземца там примут очень неприветливо.

Я ощутил на губах пыль с привкусом растущего отчаяния. Впрочем, я ещё не дошёл до такой степени, чтобы просто упасть здесь, среди этой отвратительной пустыни, и покорно ждать, пока не придёт смерть. Я осознал, что пока я смогу хоть немного двигаться, я буду упорно переставлять одну ногу за другой — и идти вперед.

Звёзды, по которым я шёл, сияли каждая на своём месте, но я не мог быть уверенным, что иду правильным курсом — мне всё время приходилось бороться с приступами головокружения. От этого постоянного шороха песка…

Песка?! Какого песка? Я остановился и огляделся по сторонам, очнувшись от застилавшей глаза полудрёмы усталости и жалости к себе.

Острая галька под ногами исчезла. Мы снова шагали по мягкому песчаному ковру. Я настороженно огляделся вокруг, окончательно придя в себя.

И увидел свет, немного к востоку. До меня донёсся и далёкий крик непослушного орикса, и прозвучавший следом строгий окрик. Я повернул на огонь и нашёл в себе силы идти быстрее, хотя в кровь исцарапанные ноги порой утопали в благословенном песке по щиколотку. Это мог быть только лагерь…

Торговцы? Я надеялся на это. На самом деле на границах Бесплодных Земель можно было встретить не только торговцев, но и кое-кого пострашнее. Хотя вряд ли они отважатся приближаться к дорогам, которые постоянно охраняет стража из Каулаве. Если только это дорога.

Мурри вернулся ко мне и теперь бежал рядом вместо того, чтобы рыскать впереди, и тут я сообразил, что если меня, может быть, и ждёт тёплый приём и безопасность, то песчаного кота встретят по-другому. Наши два племени слишком долго враждовали друг с другом. Мурри заворчал, и я догадался, что он разделяет мои мысли.

Сначала огонёк, а теперь и звук! Я расслышал пение. Я ещё не различал слов, но прекрасно знал эту мелодию. Это была народная песня, весьма любимая торговцами, и в каждом караване, кажется, её пели по-разному, добавляя куплеты о собственных приключениях и всякой невидали, встреченной по пути.

Неожиданно песню заглушили удары барабана. Буря? Я бросился вперёд, помогая себе посохом, в надежде достичь лагеря прежде, чем на нас обрушится стихия. И только тут сообразил, что далёкий ритм барабанов какой-то другой, непохожий на предупреждение. Но что же это может быть за важная весть, что её передают барабаны, оповещающие только о серьёзных бедствиях?

Пение оборвалось. Но далёкий барабан всё гудел и гудел. Теперь его ритм подхватил и походный барабан купцов, чтобы эта весть разносилась в ночи ещё дальше.

— Сссиииииии! — раздалось традиционное приветствие торговцев, как только барабан стих. Кто-то из часовых заметил меня.

Хотя мой опыт путешественника ограничивался лишь короткими поездками, я хорошо знал, какой ответ нужно дать. Однако в горле так пересохло, что я не смог выдавить из себя больше, чем сдавленный хрип:

— Каалавааа… — клич моего народа. Я знал, что за мной будут пристально наблюдать, пока я не выйду в свет костров и они не убедятся, что я дал правдивый ответ.

И опять вдалеке ритмично зарокотали барабаны. Не штормовое предупреждение и не прошлое сообщение новое. Я не мог понять, может быть, это предупреждение о какой-нибудь шайке?

Меня коснулись отсветы огней. Две женщины с обнажёнными саблями и поднятыми вверх факелами. Обе мои соплеменницы, и одну из них я узнал.

— Кинша-ва-Гуара! — прохрипел я ломающимся голосом.

— Кто ты, пришедший из ночи и зовущий меня по имени? — её рука крепче стиснула рукоять. Она смотрела на меня, не узнавая, и мне пришло в голову, что я должно быть, представляю собой странное, скорее всего, даже пугающее зрелище — в своём драном одеянии, согнувшийся под весом мешка, со следами перенесённых испытаний на лице. И Мурри, идущий рядом со мной.

— Клаверель-ва-Хинккель… и Мурри, — я назвал имя кота, словно он был одним из нас. — Я возвращаюсь из своего соло…

— И ведёшь за собой смерть на четырёх лапах? Что-то мы о таком не слыхали… — она не изменила свою настороженную позу, а её товарка переступила чуть правее, чтобы в случае атаки отразить нападение с другого фланга.

— Я привёл с собой товарища, с которым мы смотрели смерти в лицо и которому я обязан жизнью. Наше братство скреплено кровными узами, — ещё бы, ритуал, который проделала надо мной Марайя, был очень похож на ритуал обмена крови между кровными братьями. — Мы не несём с собой смерти, о хозяйка дорог.

Она ещё немного посмотрела на нас обоих, а потом махнула факелом в сторону лагеря, по-прежнему держа саблю на виду. Я пошёл вперёд, Мурри тоже, очень близко ко мне. Я чувствовал, что песчаный кот нисколько не боится нападения и полностью уверен в своих силах. Однако осторожность была врожденной чертой его народа.