— Я провожатых дам, стемнеет скоро.
— Передумала я, — отказалась напрочь. — Тут и ехать-то всего верст пять — рукой подать. А ежели твои люди будут со мной — кто-нито подумает, будто под стражу меня взяли.
— Но своих-то ты тоже отпустила, — возразил Константин.
— У меня Вейка есть.
— Так ведь она… — оглянулся на нее и осекся, чтоб не обидеть, помянув лишний раз про хромоту.
И снова княгиня на помощь пришла:
— Лошадьми править — не ноги, руки нужны. А они у нее в порядке.
— А все-таки я людей дам. Мало ли, — заупрямился Константин.
— Ну, пусть полпути проводят. А дальше — не взыщи. Я и сама доберусь, — согласилась Ростислава.
Полпути не страшно. Там как раз дорога резкий поворот делает. Вот перед ним она и отправит назад охрану. Самой же иная дорога: через луг заливной и прямиком к Плещееву озеру. В городе будут думать, что она в монастырь сразу подалась, а Константин — что в город отъехала. Завтра поймет, спросит, искать станет, но ей уже к тому времени все равно будет. Плохо только, если найдет не сразу. Она ведь, поди, некрасивая будет. Отвернется еще, чего доброго. Хотя какая ей разница.
Все она как задумала, так и осуществила. Вот только Вейка подивилась немного, зачем с дороги понадобилось сворачивать и куда ее княгиню на ночь глядя понесло, но Ростислава так зло на нее прикрикнула, что той и переспрашивать расхотелось.
Поняла Вейка все, лишь когда лошади уж чуть ли не к самому озеру донесли. Поняла и в кои веки не послушалась, стала возок вспять поворачивать. Но княгиня ее живо как пушинку оттолкнула, вожжи перехватив — и откуда сил столько взялось, — да сызнова коней послушных к озеру направила.
Как на беду, Вейка, отлетев назад, виском обо что-то твердое приложилась. Когда же в сознание пришла, то увидела, как Ростислава уже всю одежду с себя поскидала, в одной нижней рубахе оставшись, и неспешно в воду заходить стала. Еще чуток совсем, и поздно будет — не остановить.
— Тогда и я с тобой, — крикнула отчаянно.
— Не смей! — крикнула княгиня, как плетью ожгла — наотмашь, до крови.
А Вейка уже и в воду забежала. Ростислава, подумав малость — не пошла бы подмогу звать, — назад немного вернулась, ласково произнесла:
— То я грех смертный творю. А тебе иное велю — до сорока дней за упокой души грешной в соборе Дмитриевском за меня молитву возносить. Авось смилостивятся там, на небесах, чуток убавят от мук адских. А это вот перстенек, — в руку ей сунула неловко. — То батюшки Мстислава подарок, князю Константину его передашь. Может, и сгодится ему, как знать. И еще скажи, что… — но осеклась на полуслове, рукой лишь обреченно махнув. — Ничего не говори, не надо. Что уж теперь.
— А я всё равно с тобой, — жалобно пискнула Вейка.
— То мое дело, — строго сказала Ростислава. — Сама посуди, глупая. Мне ныне только два пути осталось — в монастырь инокиней или сюда.
— А может, в монастырь лучше, — попыталась было возразить служанка. — Богу бы молилась.
— Может, и лучше для кого-то, но не для меня. А ты молись, — напомнила княгиня. — Свечи ставь. Бог-то он добрый, глядишь, и простит.
А кого он простит, так и не сказала. Если рабу свою, то это плохо получалось. Не по ее это характеру. Да и не нужны на том свете рабы. Богу они уж точно ни к чему. За переяславскую княгиню Феодосию сказать, тоже как-то плохо выходило. Ответ сам собой пришел:
— За Ростиславу, княжескую дочь, молись, — и, видя, что глупая девка еще колеблется, хоть и переминается с ноги на ногу, а назад из воды не выходит, снова ее, как плетью, стеганула с размаху: — Пошла прочь, дура хромоногая.
Так больно Вейке за всю жизнь не было. За что ж она ее, холопку верную, обидела безжалостно? Даже слезы на лице от таких слов высохли.
И уже не пошла она за Ростиславой дальше, оставшись на месте стоять, и только наблюдала безучастно, как княгиня все глубже и глубже в воду погружается. Холодно ей, видно, что ежится, но идет, не останавливаясь. Вот уже голова одна видна, а вот и ее не стало.
И только тут поняла Вейка, что не обидеть ее Ростислава хотела, а отрезвить. Бывает, что опьянение смертью от одного к другому передается.
Древние старики правы были, говоря, что на миру и смерть красна. Умный поймет, а мудрец следом домыслит, что еще и заразна она, как немочь черная.
Если бы не это оскорбление, то Вейка в первый раз свою княгинюшку ненаглядную ослушалась бы, а теперь уже не то, да и ногам холодно в воде студеной.
Взвыла она в голос и к лошадям пошла. А им что, скотине глупой, знай себе травку пощипывают на лужке прибрежном. Не понукают, и ладно.
Глава 9
Эх, Ростислава,
или Песенка водяного