Знак небес

— Так то цвет, а я о другом, — пояснил ратник. — Смерть в них застыла. Она теперь своей добычи нипочем не упустит.

— Но он же дышит, — возразил князь.

— Скоро перестанет, — философски заметил старый воин. — Когда глаза такой мертвой пленкой подернулись — верная примета, что не жилец.

Вот точно такие же глаза и у Ростиславы в минуту прощальную были. Вроде и синие, и добрые, а знакомая пленочка в них уже застыла, и холодком из них немного веяло. Недобрым таким. Могильным.

… До Плещеева озера мчать — нет ничего, но уж больно зло князь жеребца плетью охаживал, вот все остальные и отстали маленько. Хорошо, что еще сумерки не наступили — Константин и сам следы от колес хорошо видел. А у озера и совсем легко стало. Вон они, лошадки ее с возком, а вон и Вейка на земле распласталась неподвижно. Что случилось с девкой?

Подбежал быстро, повернул ее и глазам не поверил. Всего час назад, да какое там, полчаса не прошло, совершенно иная была девка — милая да пригожая. Теперь же вся растрепанная, а лицо так от рыданий опухнуть успело — мать родная не признала бы. Но вглядываться некогда. Его другое интересовало — куда Ростислава делась?

Вейка без слов, молча на озеро указала.

— Только что, — выдохнула почти беззвучно. — Вон, даже круги на воде еще не разошлись, — а во взгляде у нее шалая, почти безумная надежда читалась — неужто и впрямь успеют спасти?! Неужто не все еще потеряно?!

Тут и остальные подскочили вместе с Любимом. Что к чему, мужики сообразили мигом, разоблачились до портов, но в озеро шагнули, три шага сделали и остановились в нерешительности.

— Студена водица-то, — протянул один.

— Десять, нет, двадцать, сто гривен тому, кто достанет ее! — выпалил Константин.

Дружинники переглянулись. Сто гривен — это тебе не кот начихал. За них надо лет десять княжьей службе отдать, да еще в походы сходить при этом, долю не раз и не два в добыче получить, тогда только и наберется. Сто гривен — это конский табун в такое же количество голов. Сто гривен — это… Не додумав дальше, только булькнули разом и под водой скрылись.

Рядом только всхлипывающая Вейка осталась, Любим, которого князь в озеро не пустил, удержав близ себя, да еще двое.

Один из старых, ему и вдесятеро дай — все равно не полез бы. И так спину крутило — порой мочи не было терпеть. Да еще один из самых юных. Тот-то порывался, но старый не пустил, пояснив князю:

— Больно холодно, да и к ночи дело. Вылезут ребята, померзнут, а так мы для них костер запалим — хоть пообсохнут.

Константин только кивнул молча — делайте, что хотите.

Тем временем все восемь в холодной сентябрьской воде бултыхались, оживленно переговариваясь между собой и то и дело ныряя. Однако постепенно первоначальный азарт поиска под влиянием холода осеннего озера стал улетучиваться.

Вот уже первый из воды вылез. Весь дрожа от холода, к Константину подошел и, стуча зубами, повинился:

— Воля твоя, княже, а у меня сил нет. Еще чуток — и я сам утопну.

— И я боле не могу, — произнес, вылезая на берег, второй.

— Ее, поди, водяной прибрал давно, — проворчал третий.

Следом потянулись остальные. Последние двое продержались чуть дольше, но в конце концов сдались и они.

— И впрямь водяной утащил, — откашливаясь, произнес один из них.

— Княгиня, чай. Такие не каждый день в гости к нему забредают. Вот он и рад, — поддержал его другой.

Константин не отвечал, продолжая пристально вглядываться в темную воду, затем встал и тихо произнес:

— Тысячу гривен, — и на всякий случай — вдруг у кого со счетом плохо — тут же пояснил: — Десять раз по сто гривен.

Все переглянулись и, как по команде, молча повернувшись, пошлепали обратно.

«Все равно не найдут. Вон уже сколько времени прошло», — мелькнула тоскливая мысль.

«А ты сам водяного попроси», — раздался вдруг в ушах звонкий девчоночий голос.

Константин посмотрел на Вейку. Та молчала и, затаив дыхание, вглядывалась в озерную гладь.

— Вейка, — окликнул он девушку.

Та повернулась недовольно.

— Ты сейчас что-то сказала? — спросил удивленно, хотя понимал, что голос явно не ее.

— Не до разговоров мне, княже, — отрезала она почти сердито, но потом, вспомнив что-то, подошла к Константину и протянула перстень с крупным синим сапфиром.

— Она тебе передать просила.

— А сказала что при этом?

Вейка отрицательно мотнула головой:

— Сказала, ты сам все поймешь.

Константин повертел его в руках, попробовал разглядеть, что там написано мелкой славянской вязью по внутреннему ободку, но света костра для этого было слишком мало.

С тяжким вздохом он надел его на палец, и в этот самый миг в его ушах вновь раздался звонкий девчоночий голос. Вот только на этот раз в нем уже явственно звучали легкие нотки раздражения: «Ну что, налюбовался? А теперь к водяному беги, да скорее, а то не успеешь».

— Ты что-нибудь слыхал? — обратился он к Любиму.

— Тишина кругом, — пожал тот плечами. — Только… — он, не договорив, изумленно уставился на Константина.

«Ну и бестолочь ты, а еще князь, — проворчал голос. — И вслух не ори — я и так хорошо слышу. Вон у Любима своего спроси, коли мне веры нет».

Константин в свою очередь уставился на дружинника.