Знак небес

И дернула нелегкая Ярослава намекнуть, что в старину жены славянских вождей не в монастырь, а на погребальный костер восходили следом за мужьями, добровольно венец мученический на себя возлагая. И ведь в шутку он такое сказал, а она губы поджала, всерьез восприняла.

— Для иной вдовы в монастырь уйти — тот же венец мученический, — ответствовала строго и добавила загадочно: — Я для себя, наверное, и впрямь избрала бы конец полегче да побыстрее. А там как знать.

Совсем она его этими словами растрогала, и уж порешил было Ярослав снять с себя добровольный обет, который дал, едва узнав, что Мстислав Удатный возвращает ему свою дочь. Надумал он тогда гордый вид принять и пусть втрое меньший срок, чем он в разлуке с нею был, но протомить Ростиславу и долг свой супружеский не исполнять. Пусть знает, что не больно-то он в ней, рыбе холодной, нужду испытывал.

Обет этот Ярослав выполнял честно. К тому же князю в воздержании пара-тройка услужливых девок подсобляли изрядно. Как бы это деликатно сказать — тяготы добровольного воздержания смягчали ему, как могли.

А тут совсем уж решился он, не дожидаясь окончания последнего месяца, осчастливить Ростиславу, прийти к ней, да она сама, как на грех, все испортила. Сверкнула черными глазищами и задала невинный вопрос. Дескать, княгини-то за князьями в огонь шагали, а вот чтобы князья при утере супруги так поступали — не слыхала она ни разу. Да и сам Ярослав, поди, не решился бы на такое, случись это с нею, Ростиславой.

Вот дура, так уж дура! Понятно, чем дело закончилось. Вспылил он сызнова, развернулся и вышел из ее покоев, ни слова не сказав. А что тут говорить, когда и так все ясно. Одно дело — баба, а совсем другое — муж, да к тому же князь. Нашла кого с кем равнять. На такое и отвечать соромно[29].

Хотя… Вопрос-то она глупый задала, но до того ведь строго пообещала: случись что с ним, Ярославом, и она боле седьмицы в Переяславле не задержится. То есть получается, в монастырь уйдет. А у Ростиславы слово — кремень. Коли пообещала что — выполнит непременно. Стало быть, любит его княгиня. Ох и любит! Ну а что ума бабе бог не дал, так на то сам Ярослав есть. У него, чай, и своего на двоих хватит. Да и ни к чему ей ум-то.

От этих мыслей у Ярослава не просто спал гнев. Он даже улыбаться начал, да и на привале ночном тоже веселился: и Ингваря мрачного тормошить успевал, и над боярами своими, включая свежеиспеченных, не раз подшутил.

Ну а раз князь весел, дружине тоже печалиться ни к чему. Это ничего, что битва впереди ждет, что не все после нее назад вернутся. По молодости всегда мыслится, что, может, кому иному в удел полторы сажени земли уготованы, но только не тебе самому. А у Ярослава на сей раз из тех, кому за тридцать стукнуло, не больше десятка осталось. И это на все четыре сотни.

Опять же дозволил князь пару-тройку бочонков хмельного меду почать. На всю дружину такое количество, конечно, не столь уж и велико, но веселья все равно добавляет. К тому же и скорость не утомительная. Шли, не торопясь никуда, давая время догнать их небольшое войско союзным полкам из Ростова, Ярославля, Углича, из прочих земель Владимиро-Суздальской Руси, чтоб с самого севера тоже успели вовремя подойти.

Общий же сбор был назначен у Клязьмы, в том месте, где она ближе всего к Москов-реке подходит — и двадцати верст не будет, если по прямой брать. По Клязьме все пешее ополчение брата Юрия на ладьях должно было подойти, и дружины прочие тоже сюда направлялись.

Место общего сбора было удобным еще и потому, что невдалеке на Москов-реке стоял одноименный град. Хотя, конечно, сельцо это градом трудно назвать, разве что исходя из того, что захудалый кремник там все-таки имелся, но тут суть в другом была. Во-первых, какой-никакой отдых можно было для всех устроить, во-вторых, припас пополнить, лошадей подковать, доспех подправить, а в-третьих, там мастера уже с лета трудились и должны были изготовить нужное количество ладей.

Оставалось только, подобно пращуру Святославу, аки барсу молниеносно прыгнуть с Москов-града на Коломну.

Почему именно на нее? А в этом опять-таки хитрость имелась. Константин, даже услыхав про воинство, все равно решит, что в одну точку и стрела дважды не бьет. К тому же рязанец думать будет, что врагам его выгодней всего путь держать в стольный Владимир, а из него по Клязьме мигом до Оки добраться, которая прямиком к Рязани выведет. Исходя из всего этого, Константин и дружины свои расположит.

На самом же деле по той дорожке придут только Давид Муромский с мордовским князьком Пурешем, который в союзе с братом его Юрием. Пока Константин уразумеет, что перед ним лишь малая часть, да и то не владимиро-суздальских сил, а лишь их союзников, все грады его на Оке уже заполыхают.