Знак Пути

Ратибор уцепился за край стены, подтянулся и утомленное тело втиснулось меж зубцами, рот жадно хватал воздух, но дыхание еле слышно. Дозорные как раз дружно заржали над пошленькой шуткой, в тишине кто-то сочно плюнул, снова раздался смех. Микулка влез следом, руки тряслись, пот лился в тридцать три струи, аж в сапогах хлюпало. Ратибор прижал палец левой руки к губам, а правой тихонько начал сматывать на руку веревку, паренек боялся даже дышать, не то что шевелиться, в голове аж потемнело от нехватки воздуха.

Дозорные продолжали беззаботно болтать, друзья без труда различали чужую речь, понятно через каждые два слова, а уж общий смысл и подавно. Все смешливыми байками обмениваются, про иудеев, про гульных девок… Проскользнула одна про трусливого Владимира, наверняка из самых свежих. Ратибор, наконец, смотал всю веревку, аккуратно придвинулся вплотную к опешившему Микулке и трижды обвязал оба тела одним концом, а закрепный пучок стрел перекинул с обратной стороны зубцов, словно собирался преспокойно спускаться в Киев.

Микулка вспомнил, что стрелок горазд читать по губам и молвил неслышно:

– А драться?

Ратибор только погрозил кулаком, отчего паренек чуть не утратил последние остатки дара речи.

– Ты чего, спускаться удумал? Подстрелят! – прошлепал он немыми губами.

Но стрелок объяснять ничего не стал, просто рванулся к краю стены и столкнул друга в зиявшую пропасть ночного города.

Микулка огромным усилием воли сдержал рванувшийся из груди крик, невидимая во тьме земля губительной громадой рванулась навстречу, норовя смять, раздавить, размельчить кости и смешать их с перемолотым мясом. Ветер коротко свистнул в ушах, а душа, казалось, осталась там, наверху, навсегда покинув бренное тело. Удар, хруст костей, сипло вырвавшийся из передавленной груди воздух… Паренек ничего не успел понять, только заметил, что висит вниз лицом над густым подстенным бурьяном, и земля широко раскачивается перед лицом. Шелест покидающего ножны меча, тонкий звон, будто лопнула натянутая тетива и снова удар, на это раз такой, что сознание вышибло напрочь.

7.

Душистая солома мягкой постели игриво щекотала нос, Микулка поморщился, пытаясь взмахом руки согнать несуществующую муху, крепко чихнул и проснулся. Золотистое солнышко разливало живительный свет по странно знакомой комнате, буквально затапливая ее через настежь раскрытые ставни. А вместе с этой лавиной света врывались все звуки большого города: скрип тележных колес, ржание коней, топот, лязг, крики, чей-то зазывной свист. Где-то блеяли козы и сипло проорал запоздалый петух, чуть ощутимый дымок кузнечных печей смешивался с густым запахом кожемятной дубильни. Микулка протер кулаками глаза и сбросил ноги с устеленной соломой лавки.

Он тут же узнал эту комнату – на стенах гусли, мечи, кинжалы, лютня с серебряной вязью на грифе, всюду исчерченные и чистые куски бересты. Киевский домик Волка, куда хозяин приводил паренька не на долго. Значит живой… А то солнце шпарит так, словно до него камнем докинуть можно, думал уже, что очнулся в вирые. Нет, на вирый не больно похоже – разве Боги допустили бы в своем доме такой беспорядок?

Паренек обернулся и с радостью увидал Ратибора, тот весь был поглощен очень важным занятием – пытался выудить из стоящего на печи горшка парящий кусок мяса. Кусок плескался в жирной юшке, ловко уворачиваясь от ножа и стрелок явно уже начинал терять всякое терпение.

– Исполать, друже! – счастливо окликнул его Микулка.

– А, проснулся… – не повернув головы буркнул Ратибор, продолжая упорно тыкать в горшок ножом.

Наконец непослушный кусок нанизался на лезвие и витязь позволил себе обернуться, сжимая в руке долгожданную добычу.

– Как ты? – гораздо более участливо поинтересовался стрелок. – Шибко ударился нынешней ночью. Вроде и высота была небольшая, да я всем весом на тебя сверху навалился. Ты уж прости!

– Да ладно тебе! – до ушей улыбнулся Микулка и бросился обнимать друга.

Кусок мяса от толчка сорвался с ножа и кувыркаясь плюхнулся обратно в горшок.

– У… Ящщщеррр! – злобно высвободился Ратибор, потом вдруг рассмеялся, воткнул нож в деревянный пол и горячо обнял Микулку. – Вот теперь точно прорвались! Кости-то целы?

– Целы, целы… – повел плечами паренек. – Но зашибся здорово, пару дней из меня боец никакой. Все мясо болит, словно десять мужиков три дня колотили ногами.

– Нда… Это серьезно… – сморщился Ратибор, живо представив описанную картину. – Зато прошли без драки, а это очень важно. Шуму, конечно, наделали все равно. Это когда я веревку обрезал, да еще ты грохнулся, как горшок с печи. Но пока польские увальни спустились со стены, я тебе уже солому на постели взбивал. Пусть теперь ищут… В Киеве нас сыскать трудней, чем на дне моря иголку. Отсидимся, обождем богатырей, а когда подойдут, ударим поляков в спину. Может к тому времени небольшую дружину наберем, а то и вообще весь честной люд поднимем. Как думаешь?

– Думаю выйдет. Надо только осмотреться маленько. И если хотим узнать новости, надо идти…

– На базар! – уверенно кивнул стрелок.

– И в корчму! – усмехнулся Микулка.