Знак свыше

И только потом поняла, что лицо не налилось кровью от крика – лицо приняло окраску гниющей сливы, но по какой-то иной причине! Татьяна снова завопила и отняла руки от лица – и Даша отшатнулась. Лицо представляло собой ужасную маску, покрытую то ли струпьями, то ли прыщами невероятного красно-лилового цвета. И это был не макияж – это был подлинный цвет!

В коридор высыпали плачущие гримерши, Татьяна тут же бросилась на них с кулаками. Саид отдал короткое приказание, и спустя минуту в коридоре появился трясущийся стилист, которого вернули во дворец.

Увидев лик Татьяны, он всплеснул наманикюренными руками и чуть не грохнулся в обморок. А затем, осмотрев лицо стенающей женщины, заявил, что это похоже на аллергическую реакцию. И пожелал знать, какой косметикой пользовались гримерши. Те вытащили плошки, заполненные разноцветными порошками, из которых они по собственным рецептам мешали кашицу, накладываемую на лицо. Что это были за субстанции, женщины толком сказать не могли, потому что просто не знали – они покупали их на местном базаре у бедуинов-колдунов.

Татьяна снова завыла, и тут появился один из лейб-врачей полковника Аль Бадраффи. Осмотрев пациентку, он поцокал языком и сказал, что ничего ужасного нет и что реакция пройдет примерно через две недели. И заявил, что тотчас пропишет особую мазь.

– Две недели? – спросила в шоке Татьяна. Генерал Саид тряхнул врача как следует и приказал ему по-английски привести лицо журналистки в порядок в течение двух минут. Медик развел руками и сказал, что это невозможно.

Тут запищала рация, которую держал в руках один из подчиненных генерала Саида, тот схватил ее, приложил к уху, произнес несколько фраз, а после того, как разговор завершился, мрачно сказал:

– Наш великий вождь уже на пути сюда. Он прибудет примерно через десять минут.

Татьяна билась в истерике, требуя, чтобы ей вернули ее внешность. Медик увел с собой плачущую женщину, которую Даше было очень жаль. Какой бы стервозной ни была Татьяна Львовна, подобной участи она не заслужила!

Генерал Саид подошел к Даше и вручил ей черную папку. Девушка поинтересовалась, что в ней, и выяснилось, что там отредактированные вопросы для интервью. Даша сказала, что с учетом произошедшего интервью придется отменить.

Саид прищурился и заявил:

– Интервью может отменить только наш великий вождь, но не сами журналисты! Такого еще никогда не бывало и никогда не будет, пока я отвечаю за безопасность нашего великого вождя! Он уже на пути сюда и вот-вот окажется здесь! Если не вы будете проводить интервью, так пусть его проведет этот тип!

И он указал на пресс-секретаря. Тот, поняв, о чем идет речь, покачнулся и заявил, что не в состоянии взять интервью у полковника Аль Бадраффи. А затем просто-напросто ретировался, бросив Дашу наедине с Саидом.

Даша в ужасе уставилась на три десятка вопросов на английском. Да, у Татьяны Атьман было много недостатков, но она в совершенстве владела английским, французским и испанским и могла изъясняться на них почти так же хорошо, как и по-русски, и практически без акцента. Поэтому для Татьяны не составило бы труда взять интервью на любом из этих трех языков даже без подготовки!

Сама же Даша говорила по-английски сносно, но не до такой степени, чтобы взять интервью у одного из мировых лидеров. И уж точно она не была готова импровизировать!

Все это она и сообщила генералу Саиду. Тот выслушал ее с непроницаемым выражением лица, а затем отдал приказание своим солдатам, и те закрыли двери комнаты.

– Выхода нет, времени для разрешения проблемы тоже. Наш великий вождь появится здесь в любой момент. Открою вам секрет – он очень любит слушать самого себя, так что задайте ему простой вопрос и позвольте отвечать, сколько бы времени ему ни понадобилось. Он может говорить и час, и два, и все пять без умолку. В вашем распоряжении не более сорока пяти минут. Так что, если повезет, вы зададите ему всего пару вопросов, и наш великий вождь даст вам исчерпывающие ответы.

Даша поняла – из комнаты с диваном, заваленным подушками, и тронообразным креслом ей не выйти. Солдаты элементарно не выпустят ее. Значит, оставалось только одно – взять интервью у полковника Аль Бадраффи, будучи к этому совершенно не готовой!

Хотя почему – совершенно? Она ведь знакома и с историей страны, и с историей прихода полковника к власти. И могла бы задать несколько острых вопросов касательно соблюдения прав человека и политических заключенных. Но таких вопросов в списке разрешенных, естественно, не было.

И ей представится такой шанс! Она окажется один на один с Аль Бадраффи! Ведь она, собственно, и мечтала об этом! Но не для того, чтобы побеседовать с ним на животрепещущие политические или экономические темы, а чтобы задать ему вопрос о том, какое отношение он имеет к судьбе ее родителей и к ее собственной!