Знак Вопроса 1998 № 02

Беневский не отчаялся, и вскоре у него возник новый план побега. Связан он был с появлением в феврале 1771 года в Большерецке артели промысловиков-зверобоев купца Федоса Холодилова. Состояла артель из 33 человек. Появились они в поселке потому, что их бот выбросило штормом на берег южнее Большерецка. Между хозяином и зверобоями возник спор, и довольно серьезный: Холодилов требовал, чтобы промысловики спускали бот на воду и отправлялись промышлять морского зверя, те же, ссылаясь на постоянные штормы и ненадежность бота, отказывались выходить в море. Они хотели перезимовать в Большерецке, а промыслом заняться позже, с наступлением более спокойной погоды.

Поняв, что появился подходящий случай для побега, Беневский зачастил к артельщикам. Он брался уладить их спор с хозяином (в их пользу, разумеется) и обещал помочь им добраться до легендарной Земли Стеллера, где по словам склонного к вымыслам натуралиста Георга Стеллера, воображение которого породило эту так никем и не найденную землю, собиралось на зимовку видимо-невидимо морского зверя со всех островов Берингова моря. Взамен Беневский просил о «небольшой» услуге: доставить его с друзьями в Японию на своем боте.

Всего-навсего. Промысловики согласились.

Но и этот план не осуществился. Когда капитан «Св. Петра» Максим Чурин, ставший одним из самых активных организаторов побега, добрался до лежавшего на берегу моря бота и осмотрел его, он выяснил, что суденышко настолько разбито штормом, что годится разве что на дрова. Трудно понять, о чем думал купец Холодилов, принуждая своих людей выходить На нем в море…

Между тем количество заговорщиков увеличивалось и достигло 50 человек. И уже ни байдара, ни даже бот не смогли бы всех уместить. Надо было думать о судне побольше. Беневскому все чаще приходили на ум корабли, стоявшие в Чекавинской гавани.

Известно, что, когда о тайне знают двое, тайна перестает быть тайной. Тем более тайна не может быть тайной, когда о ней знают 50 человек. Как того и следовало ожидать, по Болыперецку поползли тревожные слухи о готовящемся побеге. О нем уже несколько раз предупреждали капитана Нилова доброхоты. Но капитан беспробудно пил и на доносы не реагировал, считая их поклепами. Он очень уважал и ценил Беневского за ум, обходительность и обширные познания и не допускал и мысли, что такой человек способен причинить ему неприятности.

Кстати, уважал Беневского не один Нилов. За время пребывания в Большерецке Беневский стал там весьма популярной личностью. И завоевал он известность не только своей общительностью и незаурядным умом. Сразу же по прибытии в Большерецк он развил кипучую общественную деятельность: с помощью Хрущова создал школу для всех желающих овладеть грамотой, организовал с научной и спортивной целью экспедицию на Ключевскую сопку (считается, что именно Беневский первым покорил эту вершину), изучал, описывая, зарисовывая и составляя планы, берега Камчатки.

Популярности Беневского способствовало и его умение превосходно играть в шахматы. А надо сказать, что в то время многие жители Камчатки из-за отсутствия других развлечений увлекались игрой в шахматы. Играли, разумеется, на деньги. А поскольку на всем полуострове равных в этой игре Беневскому не находилось, то и тут он постоянно был при деньгах. Иногда выигрывал довольно солидные суммы. Для главаря заговорщиков это было очень кстати.

Впрочем, однажды его умение играть в шахматы едва не стоило ему и его друзьям жизни. Было это так. Частым партнером Беневского за шахматной доской бывал богатый купец Казаринов. Купец постоянно проигрывал, и это сильно задевало его самолюбие. Но и горечь поражений, и обиду на партнера он переносил молча. А однажды после очередного проигрыша даже подарил своему «обидчику» две головки сахара, чем немало удивил Беневского — сахар в те времена на Камчатке был, как теперь сказали бы, большим дефицитом.

Обрадованный Мауриций тут же устроил дома большое чаепитие, на которое пригласил ближайших друзей. После кружки-другой у всех неожиданно разболелись головы и животы. Почуяв неладное, Беневский настоял, чтобы все гости выпили растопленного китового жира и оленьего молока. И сам же сделал это первым. Когда всем полегчало и опасность прошла, хозяин дал по кусочку сахара собаке и коту. Через полчаса те сдохли. Сомнений быть не могло: Казаринов хотел отравить Беневского и таким подлым способом отомстить за постоянные проигрыши.

Беневский отнес сахар Нилову и обо всем тому рассказал. В тот же день капитан пригласил к себе на вечер Казаринова и еще двух купцов. Пока судачили о том о сем, денщик поставил самовар. Когда самовар забулькал, Нилов сказал:

— Давайте-ка, братцы, чайком побалуемся. Барон давеча сахарку принес. Больно уж сладкий, хвастал.

Казаринов, не выдержав испытующий взгляд капитана, покраснел, побледнел, а затем во всем сознался.

— Не губи, батюшка! — взмолился. — Я ведь этого венгерца не потому хотел отравить, что зло на него держу, а потому что он противу тебя заговор учинить хочет. Ссыльных к этому подбивает, бежать с ними надумал.