Знак Вопроса 2003 № 04

Но авторитетный его «биограф» Леонид Соловьев доказал в двух томах, что «возмутитель спокойствия» — сын седельщика из Бухары, одного из самых базарно-говорливых веселых городов Востока. Народная молва утверждает, что именно здесь некогда встречались собратья Насредцина таджик Мушфики, араб Джоха, уйгур Молла Зайдин, Туркмен Кемине, русский Балакирь, индус Бирбал, еврей Гершеле Острополер, немец Эйленшпигель, армянин Пулу-Пути и многие другие весельчаки, хитрецы, шуты, остроумцы. Ученые мужи и до сих пор спорят, в каком они родстве с Ходжой Насреддином и кто у кого какие шутки, хохмы и анекдоты заимствовал.

В ОДЕССЕ СВОЕ МНЕНИЕ

Существует мнение, что самая лучшая девушка не может дать больше того, что у нее есть. В лучшем случае она может повторить: «Что такое секс по-одесски?» — «Это смех не только до и после, но и во время…»

* * *

По поводу обилия памятников архиоснователю (а были уже, говорят, и такие: он в кепке, а вторую кепку держит в кулаке и все призывает) в Одессе спрашивали: «Почему нет памятника Ленину на Коне?» Так знатоки-историки объясняли: потому что Ленин не мог ездить верхом. «Но тетя Роза тоже не может, но ей памятники не ставят».

* * *

Говорят, в Одессе по-еврейски любят отвечать вопросом на вопрос. Но это не всегда так. «Что б я так жил, как я это знаю». А потом вынуждают обстоятельства. «Чего вы испугались? — удивляются хозяева. — Разве вы не знаете, что если собака лает, то она никогда не кусает?» — «Я-то знаю. А вот знает ли собака?»

* * *

Встретились две давних знакомые. «Вы не знаете, где теперь живет Борис Григорьевич?» — «Как же, он давно в Париже!» — «Это далеко от Причепиловки?» — «Пять тысяч км, не меньше». — «Хме, такой умный одессит и заехал в такую глушь!»

ЗАПОРОЖЦЫ — ТУРЕЦКОМУ СУЛТАНУ?

Когда речь заходит о запорожском казачестве, даже со случайным собеседником, почти всегда поминается «Письмо турецкому султану». Оно вошло в присловье, известно как выверенный временем, «хрестоматийный» анекдот. Такой славе поспособствовали и Н. В. Гоголь со своей знаменитой повестью, и И. Е. Репин с его немеркнущей картиной, излучающей, пожалуй, как ни одно полотно, животворящий смех. И кто хоть раз присмотрелся даже не к оригиналу в Эрмитаже, а к репродукции, тот надолго запоминал этих колоритных весельчаков, «хохмачей», собранных Репиным в такую нескучную компанию.

Подбор прототипов для нее оказался непростым делом. Ездил он для этого по местам бывших Запорожских Сечей, выискивал натуру среди потомков. Но случались и непредвиденные находки. Прямо-таки детективной выглядит охота художника за понравившимся неповторимым затылком екатеринославского генерал-губернатора. Возможно, Репин и не предполагал изображать Тараса Бульбу в этой компании. Но его богатырь-сечевик в белой папахе и красном жупане крепко смахивает на гоголевского героя. Именно таким и представляется многим Бульба — хохочущим от того, что предоставилась возможность приперчить самонадеянного султана. В этом простодушном казарлюге, как и в его сотоварищах, смех взрывается от души. Между прочим, прообразом его послужил не потомок сечевиков, а профессор Петербургской консерватории. Нужно полагать, профессор понимал толк в «науке гоготания»…

Но вернемся к письму запорожцев, которое произвело такое неотразимое впечатление не только на Репина, ходило в списках, переписывалось простыми сельскими грамотеями. Отдельные строчки из текста становились крылатыми присловьями от него доносились отголоски свободолюбивой запорожской вольницы. Письмо писалось как бы в ответ на султанские угрозы, в которых не было недостатка в исторической действительности. Как всякий спесивый тиран, стамбульский деспот обладал при этом, конечно, целым набором званий и титулов. Ну, казаки и подчеркнули его «могущество»:

«Вавилонский ты кухар, македонский колесник, ерусалимский броварник, александрийский козолуп, Великогол и Малого Египта свинарь, армянская свиня, татарский сагайдак, каменецкий кат, подолян-ский злодюга, самого гаспида внук и всего свету и под свету блазень (шут), а нашего Бога дурень, свинячка морда, кобыляча с…а, резницкая собака, некрещеный лоб, хай бы взял тебя черт!

Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ, а самого люциперя секретарь!»

И деликатное пожелание в заключение: «Числа не знаем, бо календаря не маем, месяцу небе, год у кнызи, аденьтакийу нас як и у вас, поцилуй за те ось куда нас!..»

Словесность, конечно, не самая изящная, но и без излишней грубости, без матерщины. Дипломатический этикет обязывал!

Письмо запорожцев к турецкому султану переводилось на различные языки. Один из первых вариантов был помещен в своеобразной писаной русской газете «Куранты» еще в 1621 г. В последующее время публиковались многочисленные списки и варианты с различными деталями. Но был ли оригинал, первооснова этой дипломатической переписи? Историки не могли сказать точно.