— У нас дело, — ответил Ксенодок. — Дай почтить его я могу только после того, как он перебьет стрелами-молниями и громами-камнями всех спартанцев.
— Мальчик, — сказал Феокл, теребя жидкую, только пробившуюся бороденку, — если ты так будешь говорить и думать, из тебя не вырастет ничего путного. От богов нельзя требовать.
— А ты разделяешь эти понятия: говорить и думать? — спросил Ксенодок.
— Да.
— И что же ты предпочитаешь? Сначала думать, как рыба, или сразу болтать, как афинянин?
— Смотря о чем думать и с кем болтать, — ответил Феокл. — Но тебе я честно посоветовал бы держать язык за зубами. Неизвестно, кем может оказаться твой случайный собеседник и чем ему платят в Лакедемоне за каждый донос. Спартанцы не любят трепачей, а уж трепачей, которые открыто желают им смерти, они убивают из-за угла и считают такой поступок благородным делом.
— Я не трепач, — огрызнулся Ксенодок. — Спартанцы сделали меня сиротой, просто так, по своей звериной прихоти, и они догадываются, что я им враг. Было бы странно, если б во мне они видели верного друга.
— Многие ребята в Андании думают так же, как ты? — спросил Феокл.
— Я так думаю, — сказал Аристомен. — И за другими дело не станет.
— Замолчи! — крикнул Ксенодок. — Он сам ведет себя как спартанский лазутчик!
— Нет, — сказал Аристомен, — он — мессенец, я чувствую. И потом в палестре он учил меня драться мечом.
— А чего ты ждал? — удивился Ксенодок.
— Что он научит тебя драпать сломя голову?
— Хотя бы держать язык за зубами.
— Где же будешь его держать, когда спартанцы выбьют тебе зубы? Проглотишь со страха?
— А вы знаете, — спросил Феокл, — что спартанцы, спарты — это племя, посеянное из зубов дракона?
— Больно зубастый был дракон, — сказал Аристомен. — Девять тысяч зубов!
— Нет, — вспомнил Ксенодок: — это фиванцев Кадм посеял из зубов, а спартанцы нам родственники. Или он отдал зубы Ясону, и тот уже сеял — я подзабыл.
— Чтобы победить спартанцев, нужно две вещи, — сказал Феокл: — не бояться их и презирать.
— Чтобы победить, нужно войско и оружие, и полководец, за которым пойдут, — сказал Аристомен.
— Правильно. Но поднимать надо не Анданию, а всю Мессению, все города и выселки, — сказал Феокл. — И надо искать союзников. Многие в Пелопоннесе ненавидят спартанцев.
— Значит, война? — радостно спросил Ксенодок.
— Похоже, никуда от нее не деться, — ответил Феокл.
— Но мы клялись не предавать Спарту и не воевать с ней, — сказал Аристомен.
— Наши деды и прадеды клялись, — сказал Феокл. — А мы с вами не успели тогда родиться, никаких клятв не давали и имеем законное право восстать, потому что числимся илотами, а не периэками.
— Небольшая разница!
— Огромная, — сказал Феокл. — Когда спартанцы стали покорять соседей, то добровольно прошедших под ярмом они зачислили в разряд периэков — живущих вокруг. Но жители города Гелоса и позже наши предки — мессенцы — сопротивлялись, насколько хватало сил, и спартанцы назвали их илотами — взятыми в плен. Правда, плен у них вышел какой-то необычный, потому что нас нельзя продать в рабство, нельзя и отпустить на свободу за выкуп. А из плена при известной сноровке можно бежать И даже вернуться, чтобы свести счеты. Да и несвободными нас считают только спартанцы, иначе остальные греки не допускали бы к участию в Олимпийских играх. А среди мессенян больше победителей, чем среди лакедемонцев, хоть они и тренируются с рассвета до заката. Не верите — прогуляйтесь в Элиду, почитайте надписи под статуями чемпионов.
На берегу Памиса они расстались. Феокл погнал быка вниз по реке в сторону Итомы, а Ксенодок с Аристоменом пошли через мост в сторону Эхалии.
— У отца был довольно вместительный тайник в усадьбе, — сказал Ксенодок.
— Давай ссыплем туда часть урожая.
— Будем воровать сами у себя?
— Сами для себя, и к тому же лишь половину, а половину — у спартанцев, — сказал Ксенодок. — Очень хочется их обворовать. Богиня Возмездия прямо толкает меня в бок.
— А что сделаем с украденным? Сгноим или сожрем втихаря?
— У меня есть знакомый кузнец в Авлоне, — намекнул Ксенодок. — Чем набивать спартанское брюхо хлебом, лучше набить его железом.
— Говорят, детеныши львицы скребут когтями утробу матери, чтобы поскорее выбраться на свет. Она визжит от боли и производит недоносков, — сказал Аристомен. — Вряд ли это разумно. Давай дождемся общего часа и заодно вырастем. К тому же у меня остались доспехи деда.
— Да их, небось, уже пальцем проткнешь!..