Знак ворона

Серая тварь клацнула рычагом. Под нами глухо зарокотало, завертелись шестеренки, двинулись передачи. Сдвинулся первый из трех щитов, закрывавших апертуру выстрела.

– Помнишь то утро на веранде, когда ты смотрела на рассвет?

– Я… да, – растерянно прошептала она, и ее хватка на мгновение ослабла.

– Он сказал мне, что «да». Он хотел, чтобы ты знала: он сказал «да».

Она напряглась, ее пальцы судорожно сжались, выдирая мои волосы.

– Он сказал «да»? – спросила Ненн своим прежним обычным голосом.

– Он любил тебя. Ненн, мы все тебя любим, – напрягая все силы, прохрипел я.

Мир качался перед глазами. Серое дитя потянуло за второй рычаг. Повернулся второй щит, панели отошли назад. А мне пришлось глядеть на ликующую жуткую харю Саравора, залитого лиловым светом. Силовой луч от Железного Солнца ударит прямо в Око Шавады. Вряд ли я переживу детонацию. Вряд ли Валенград переживет ее Шпиль задрожал. Мощь собиралась перед выстрелом.

– Я тоже вас всех любила, – скала Ненн. – Ты мой гребаный лучший друг. И скажи Тноте, что он засранец.

Она выпустила меня, и я бессильно шлепнулся на стеклянный пол. Ненн высоко занесла кинжал – и воткнула себе в живот!

Она люто зарычала от боли, но повела лезвие вниз и вбок, а затем свободной рукой вытащила клубок гнилых кишок. Не переставая пронзительно выть, она откинула гниль – и выпрямилась.

Железной Солнце изготовилось выпустить разряд.

Я и сам вскрикнул, когда Ненн отшвырнула сгнившие внутренности. О святые духи! Задыхаясь от крика, она вытащила меч и кинулась на Саравора.

– Ты, гребаное дерьмо! – заорала она.

Колдун упивался триумфом. Когда он соизволил глянуть в ее сторону, клинок уже опускался.

Саравор ничего не успел поделать.

Ненн вложила в этот удар всю оставшуюся у нее жизнь. О гром и молния, бездны ада и все без остатка грешные души, о вашу распрекрасную мать! Это был чистый, ровный, безукоризненный шедевр среди всех на свете ударов мечом.

Око шлепнулось на пол вместе с держащей его кистью. Полмгновения Саравор глядел в замешательстве на обрубок.

А затем выстрелило Сердце.

В ночь вылетело ярчайшее копье фиолетового пламени, ревущий поток колоссальной мощи, объявший колдуна. Пару мгновений он сопротивлялся ярости света, громоздкая дрожащая нечеловеческая туша, дико вопил, борясь с ураганом энергии, пытался дотянуться до Ока.

Затем Саравор вспыхнул. Его чародейской воли и силы хватило секунд на пять, а потом неистовый поток света смел колдуна с крыши, унес в ночь.

И Саравора не стало.

Луч ослабел, иссяк. Сердце погасло. В мои глаза слова заполз сумрак.

Сделалось очень тихо.

Я увидел Ненн. Она лежала ничком и смотрела на меня. Я подумал, что она умерла, но она моргнула и улыбнулась. Я улыбнулся ей, и тогда моя Ненн закрыла глаза.

Значит, мне умирать в одиночку. О духи, так пусто и холодно. Ублюдок Саравор превратился в историю, но забрал с собой многие тысячи жизней. Хотя Границе уже ничего не грозит. Покойся с миром, доблестный капитан. При всем твоем дерьме ты, все-таки сумел сдохнуть с пользой. И Воронья лапа не будет разочарован. Он свою часть сделки выполнил, и те две души, которые я обменял на свою, наверное, живут и радуются. В общем, не так уж плохо умирать, истекая кровью на крыше Великого шпиля после трудного рабочего дня. Тут мирно и спокойно.

Хотя, похоже, с миром и покоем я поторопился.

– Ну ты и обосрался, – прокаркал ворон.

– Но все-таки получилось, – прохрипел я.

Хрипеть было трудно.

– Ну да, кто спорит. Но «Черным крыльям» потребуется новый капитан.

– Что правда, то правда, – согласился я и посмотрел в небо.

Послышались шаги – быстрые, легкие. Перед глазами вовсе затуманилось. Я потерял уже много крови. Мысли путались в голове. Наверное, такие шаги у смерти – ну, когда она приходит легко. Наконец-то она за мной.

Но голос какой-то очень уж здешний. Детский. Кто-то умоляет и плачет. Нелепо – но похоже на Амайру. Кто-то трогает маленькими холодными пальцами мое лицо, пробует повернуть меня на бок и не может, потом умоляет снова и всхлипывает. В самом деле, очень похоже на Амайру. Неприятно слышать плач, когда уходишь в темноту.

Маленькая холодная рука прижалась к ране, словно хотела затолкнуть назад все вытекшее сквозь нее. Я попытался улыбнуться. Конечно, ни к чему ребенку видеть такое, но все же я был очень рад Амайре. Хоть кто-то пришел проводить.

А затем фальшивая пернатая тварь принялась нашептывать моей любимой девочке.

Мир окончательно превратился в муть, голоса отдалились. Ворон и девочка говорили о долгах и платежах, о жизни, повернувшейся не так, как следовало бы.

А затем пришла пустота.

40

Я открыл глаза и обнаружил себя живым.

Сюрприз.