Знак ворона

Пыльная буря для меня – палка о двух концах. Конечно, она укрыла меня, загнала драджей в палатки, забила им глаза едкой дрянью, но и запорошила ведущие в лагерь следы. Конечно, в Мороке они правдивы приблизительно так же, как улыбка ростовщика, но в моем положении это та самая пресловутая соломинка, хоть какой-то намек. Чертов симулякр Вороньей лапы прав – я в дерьме по самые зенки.

Хотя хрен с ним. Раз уж пошел, надо играть до конца. Плюсом к этому, я пообещал Бетчу, а обещания тем, кого зарезал, надо выполнять. Разбитый Хрустальный лес, где мы дрались с «малышами» и убивали «певцов», был единственным известным мне местом, и я потащился туда, пригнувшись и стараясь прикрыться от свирепого ветра. Все большие куски «певцов» драджи собрали. Наверное, в них магия. Мясо перемелют в кашу и скормят новому поколению уродов, или что-то в этом духе. Драджи – народец практичный и не сентиментальный. Наших людей оставили валяться, но забрали все оружие и доспехи. Часовых не было видно. Само собой, теперь уже охранять Хрустальный лес незачем. Хотя в такую бурю не видно вообще ничего и никого. А может, где-нибудь тут приблудилась лошадь?… Наверное, если они и были, то удрали в Морок умирать с голоду или достались драджам. А может, их уже кто-то съел.

– Быстрей! – прокаркал ворон.

Мы дорого заплатили. Тридцать два «драня» Ненн превратились в падаль, лежали и глазели в расколотое небо. А ведь некоторые были приличными ребятами.

Я набрел на тело Штрахта. Тьерро засадил ему пулю точненько посреди грудины. Тьерро пришлось выбирать, он выбрал не того, но откуда ему было знать? Однако этот издевательский салют напоследок… с какой стати? Я ж не враг ему.

Второй «малыш» не пережил огня из пистолетов в упор и конских копыт. Если тварей бить с достаточной силой и упорством, они, в конце концов, умирают. Но силы и упорства требовалось много. То, что осталось от «малыша», напоминало размазанную кляксу.

Попытки мародерства принесли всего один, но замечательный плод – плоскую фляжку с вайтлендским бренди. Я высосал большую его часть, пока ковылял среди хрустальных шпилей. Разыгралась старая рана, в ноге дергало, будто дыру сшили на живую, и нитки впивались в мясо. Я шипел, чертыхался сквозь зубы и изо всех сил боролся с желанием на минутку присесть.

Меня вывел пернатый урод. Он подлетал ко мне и злобно язвил насчет моих навигационных способностей, а я плелся за паршивцем. Даже и в бурю пара глаз наверху гораздо лучше тех, которые забивает песок на земле. Я вышел к нашему старому лагерю.

От него мало что осталось – разве что отхожая яма да белое мерцающее пятно от экстрактора влаги. Пыль и песок не стерли и не скрыли его. Валялись коробки из-под пистолетов, надорванные пороховые гильзы, мешки из-под овса. Здесь никто не ждал – сразу после боя все поскакали домой. И правильно. Я нашел огрызок яблока, а потом встал на колени посреди заброшенного лагеря, понурился. Ну вот, я здесь. И что дальше?

Я сурово посоветовал себе не раскисать, для бодрости вспомнил Осаду и то, как мы дрались уже без пороха и стрел. Хреново тогда было. Но ведь смогли.

Я сплюнул, утерся и решил заняться делом – осмотреться. Вокруг сплошь гребаные дюны. Куда ни пойди – все не так. Даже если бы Морок не двигался, один сквем или джиллинг в ночи – и финал. Или попросту земля разверзнется под ногами и проглотит меня живьем. Подвиг закончился, осталось только умирать. И зачем я тащил с собой голову монстра? Я что, и вправду посчитал, что смогу сам выбраться отсюда, пусть и с пернатой тварью над головой? Тупоголовый драчливый легковерный кретин. Только глянь на пустыню вокруг.

– Туда смотри, – каркнули над головой.

Я посмотрел и увидел аккуратную горку камней. Все камни размером приблизительно в кулак. Наверху – плоский, и на нем Тнота нацарапал «Рихальт». Наверное. Почерк у Тноты был скверный еще до потери правой руки.

Вот оно как. Мне сделалось совсем уж зябко и хреново.

– Могилка, – выговорил я. – Как мило. Меня уже похоронили.

Сентиментальный дурак Тнота. Следовало драпать со всех ног, а он искал камни, складывал, царапал. Старый извращенец, вечно жующий всякую гадость и заливающий остаток мозгов. Мать его.

Я чуть не заплакал.

У него тряслись руки, когда он царапал. Вон как расползлось «и». И последнее «т» совсем уж отчаянное.

– Мать твою, как ты еще не сдох от собственной тупости? – прокаркал ворон. – Болван, это ж не могила!

Пернатая дрянь.