Знак вурдалака

(Документ приведен мною в точности. Скопировано слово в слово как в том документе, что нашел я в архиве господина Волкова.)

Глава 19 Fiat justitia et peret mundus [54]

Москва. Анненгоф. Слухи при дворе.

Императрица и самодержица Всероссийская Анна Ивановна проснулась как обычно поздно в 11 часов. На царицу надели халат, и куаферы взялись за прическу государыни.

Анна велела допустить к себе придворных. Слуги распахнули двери и начался ранний прием. В будуар государыни вошли вельможи в мундирах с лентами и орденами, фрейлины, несколько шутов и шутих.

Ян Лакоста, шут которому еще Петр Великий пожаловал титул «короля самоедского» в день тот не кривлялся как обычно и не выпрашивал денег. Императрица знала нрав Лакосты и сразу заметила это:

— Чего грустный, «ваше величество», — спросила его императрица. — Кто «брата моего» обидеть посмел?

— Дак такие дела в столице твоей, матушка. Чего веселиться?

— Что стряслось, Лакоста? — спросила Анна. — Снова тоска грызет?

— Страх грызет, матушка. Страх.

— Страх? И кого ты испугался? Может я смогу защитить тебя?

— От людей сможешь, матушка. Но не люди ныне опасны. Покуда ждали тебя у дверей, услышал я историю.

— И что сие за история? — спросила Анна. — Поведай, Лакоста.

— Дак нечисть снова озорует в столице твоей. Людишки про то болтают.

Императрица нахмурилась:

— Ты дело говори. О какой нечисти речь ведешь?

— Твоя фрейлина про то лучше скажет.

— Фрейлина? Которая из них? — строго спросила императрица.

«Король» указал на «болтушку», фрейлину ея величества Игнатьеву:

— Она знает!

Императрица приказала:

— Поди сюда!

— Ваше величество!

— Говори!

Игнатьева ответила:

— Зная неприязнь вашего величества к нечистому духу, и не желая оскорбить слуха вашего величества рассказами о…

— Говори дело! — прервала поток слов Игнатьевой Анна.

Игнатьева быстро выпалила все что знала. Эти сведения жгли ей язык и она так хотела первая о том рассказать при дворе:

— В имении Кантемировом, ваше величество, снова вурдалаки озоруют.

Все вокруг затихли. Императрица начинала гневаться после таких рассказов. Они приводили её в дурное расположение духа. В такие минуты под руку Анне лучше было не попадаться. И про это знали все, но очень хотела болтушка Игнатьева хоть одну важную новость сообщить. Никогда еще не давали ей быть в центре внимания. Шаргородская её завсегда обходила и тем гордилась. А здесь такая новость!

— Чего сказала, дура? — спросила Анна.

— Дак вурдалаки матушка-государыня. Снова нечисть сия из своих могил выползает и пугает христиан. Нет упокоения им в земле истинно христианской.

— Вурдалаки? А мне доложили, что нет сей заразы у нас. Токмо в странах дальних, где вера христова не крепка. А ну-ка говори, что знаешь?

Игнатьева продолжила:

— Сказывала девка Марфа, из дома дюки де Лириа[55], что пришел дескать в имение померший управитель именем Тит. А того Тита наши замерзшим в сарае. Лекари его осмотрели да сказали, что отошла его душа к богу.

— Стой, дура! — остановила фрейлину Анна. — Ты хоть сама поняла, что сказала? Причем здесь герцог де Лириа, посол короля Испании?

— В доме у посла, матушка, есть девка именем Марфа. Она там в услужении. И она знает, что умерший управитель в имении господ Кантемиров вурдалаком оказался.

— Девка служит у де Лириа, а знает про имение Кантемиров? — спросила императрица.

Игнатьева не растерялась:

— Брат оной девки состоит конюхом в имении Кантемиров Архангельское. От него она все и узнала.

— И как тот управитель ожил?

— Дак нашли тело его замерзшее.

— Замерз? — переспросила царица. — А с чего замерз? Перепил что ли?

— Дак того не ведаю, матушка. Но точно, что замерз, и тело стало словно полено! Хоронить его сразу не приказали, ибо метель была тогда. Но в одну из ночей сей мертвец пришел в дом барский и напугал там холопов! — выпалила фрейлина.

— Стало быть, уже после смерти своей он в дом барина своего явился?

— Так, государыня-матушка.

Остальные стали шептаться, а императрица повернулась дежурному офицеру:

— Есть ли в приемной граф Отерман?

— Так точно, ваше императорское величество!

Анна отмахнулась от него рукой и сказала:

— Не стоит так орать, голубчик. Чай не глухая твоя царица. Приведи сюда Остермана!

В покои вошел вице-канцлер[56] империи граф Андрей Иванович Остерман. На его полной фигуре был белого цвета кафтан с золотом, голову прикрывал седой пышный парик.

— Поди сюда, граф! — приказала императрица.

Остерман подошел и низко полонился.

— Что за слухи снова на Москве появились, граф? Я ведь высказала свое недовольство слухами о вурдалаках? Али не слыхал того?

— Ваше величество! Государыня, я занимаюсь делами иностранными и делом сыска ведают иные…

— Я про сие и говорю! В дому посланца гишпанского де Лириа про сие говорят! И что посланец своему королю отпишет? Что варвары мы! И я варварская царица, но не императрица великая. И в том вижу поруху моей чести государевой!

— Но, государыня…