Знак W: Вождь краснокожих в книгах и на экране

Чтобы не наскучить читателю одними и теми же персонажами, Карл Май приставляет к Шеттерхэнду все новых спутников, каждый из которых поначалу самоуверенно пытается играть роль старого дядьки при молодом барине. Но знания гринхорна неизменно доказывают и его моральное превосходство, с чем приходится согласиться и славному Сэму Хокенсу, и Олд Дэту, отпугивающая внешность которого соответствует его страшноватому прозвищу (Old Death), но противоречит мужественному характеру, и безухому Сэмюэлю Гаверфилду, и частному детективу Фреду Уокеру Толстяку. Сэм Хокенс и другие “настоящие охотники” убеждены в том, что “в прерии вы свободный и веселый человек с ружьем, а в городе будете протирать штаны за письменным столом и попусту тратить силы на какую-то писанину”. К городским жителям, не нюхавшим пороху, опытные вестмены относятся с насмешкой. “Эти господа смотрят на нас свысока только потому, что мы с вами не каждый день бываем в парикмахерской, — уверяет Шеттерхэнда охотник Гаверфилд. — Но сегодня краснокожие постригут их по индейской моде”. Вестмены неуютно чувствуют себя в больших городах (все, кроме Шеттерхэнда, который одинаково свободно ведет себя и на охоте за бизонами, и в вигваме вождя индейцев, и в “каменных джунглях”). Безухий, оказавшись в Сан-Франциско, “наотрез отказался выходить из комнаты, тоскуя по просторам прерии”. “Вы уж постарайтесь, чтобы мы поскорее выбрались отсюда, а то у меня еще, чего доброго, уши отрастут от скуки”, — говорит он Шеттерхэнду. “Настоящий вестмен предпочитает надолго не оставаться в цивилизованном мире, — указывает в авторском тексте Карл Май. — Все его существо требует постоянных упражнений тела и духа. Он скучает по диким прериям и горным ущельям, где его на каждом шагу подстерегает смерть, и чем больше опасность, тем лучше он себя чувствует”.

Периодически Шеттерхэнд все же вспоминает о “цивилизованном мире”: “Стоило дождаться поезда, остановить его, сесть в вагон — и уже через сутки я был бы где-нибудь среди людей, одетых в приличное платье”. Рациональные причины, по которым Шеттерхэнд не останавливает поезд и не садится в вагон, установить невозможно: побудительными мотивами бесконечных скитаний по пустыням, лесам, горам и прериям является то месть, то стремление немедленно повстречаться с Виннету, то необходимость защитить очередных “несправедливо обиженных”, то желание собрать материал для книги, а то и просто ничем не замутненная страсть к приключениям.

Мораль прерий, которую писатель противопоставляет морали городской цивилизации, черно-белая: подлеца от рыцаря Карл Май отличает с первых строк. Нравственный императив положительных героев его романа — словно перелицованные для суровых условий Дикого Запада и предельно упрощенные максимы Иммануила Канта. “В прерии введен строгий этикет, по правилам которого положение человека измеряется не туго набитым кошельком, а его личными достоинствами… Прерия не Уоллстрит, здесь по-другому определяют, чего стоит человек. Здесь свои законы вежливости, и тот, кто не уважает других, сам не достоин уважения. Здесь не рынок, и цену человеку назначает не покупатель, а он сам определяет ее с оружием в руке”.

Благородство и простоту не только Шеттерхэнд, но и другие герои прерий сочетают с потрясающим цинизмом. Пребывая в отличном настроении, Сэм Хокенс говорит: “Для меня снять с индейца скальп — большее удовольствие, чем поймать бобра”. Добрейший безухий Сэмюэль Гаверфилд, получив страшное увечье у столба пыток краснокожих, вырезает насечки на прикладе ружья после каждого меткого выстрела по индейцам и у каждого умерщвленного им врага отсекает уши. К смерти и убийствам и другие персонажи книг Карла Мая относятся с детским садизмом. Автор предлагает универсальное объяснение такой кровожадности: “Человек, не знающий прерию, не в состоянии представить себе ту ожесточенность, с какой белые и краснокожие уничтожают друг друга, нередко ступая по колено в крови”. Впрочем, все сражения в романах немецкого писателя — нестрашные и вполне бескровные; еще, может быть, и потому, что души ни одного из этих отличающихся “ребячьим простодушием” парней не трогает даже мученическая смерть их врагов.