Знахарь

Пока он раздумывал, стоя в тамбуре, Антония куда-то исчезла. Сколько потом он ни пытался ее отыскать — не смог. До дома он ехал в печальной задумчивости, но, как сказал один из мудрецов, «способна грудь нести страданья тихо, но радости безмолвно не несет», так что к концу пути он уже забыл об Антонии и предался мечтам о будущей встрече с Дианой.

Они были до сих пор не женаты, и потому первым делом по приезде Филипп решил жениться. Свадьба должна быть скромной, в кругу самых близких родственников.

На станции городка Ревда Филипп вышел из вагона, чтобы подышать свежим воздухом.

— Не думай, что я все так оставлю! Мне нужна моя дочь, я ее верну! Я раскопала эту проклятую могилу, — прошипел кто-то над ухом. Он резко повернулся и увидел быстро удаляющуюся спину Антонии. Филипп хотел догнать ее, но внутренний голос подсказал ему, что это бесполезно.

Он так и стоял, пока к нему не подбежала бойкая старушка, продававшая горячие пирожки с капустой. Филипп отсчитал мелочь, взял пирожки и вернулся в вагон.

«Что надумала эта женщина? Чего нам ожидать от нее?» — размышлял Филипп. До дома осталось совсем ничего, и вдруг какой-то смутное чувство тревоги и страха охватило его.

Ночь опустилась незаметно и неожиданно. Он решил поспать, так как день предстоял беспокойный. Расположившись поудобнее, он решил почитать перед сном. В дверь купе постучали.

Не отвечая, он открыл ее и увидел перед собой маленькую сухонькую старушку.

— Сынок, — обратилась она к нему, — мне б сюда вещички перетащить. Подмогнешь?

— Подмогну, — ответил он.

Предчувствуя беспокойный вечер в компании этой бойкой попутчицы, Филипп тяжело вздохнул и обреченно уставился в окно.

— Лукерья Павловна я, повитуха, — сказала старушка, вынимая из баулов разную снедь, при виде которой у Филиппа невольно потекли слюнки, — от дочери еду. Она у меня славная, — Лукерья Павловна так добродушно улыбнулась, что Филипп постыдился своих дум.

— А я Филипп Одинцов. Очень рад за вашу дочь, — он убрал книгу и приготовился к дальнейшей беседе.

— Прошу, — Лукерья широким жестом пригласила Филиппа к столу, и тот не заставил себя долго ждать.

Славно отужинав, Лукерья, к глубокому удивлению Филиппа, собралась спать, но какое-то беспокойство мучило ее, и она искоса поглядывала на попутчика.

— Вы, Лукерья Павловна озабочены чем-то? Я же вижу, — хитро прищурив глаза, спросил Филипп.

— Родненький, — она вся сжалась и стала похожа на маленький комочек, — я ведь, милый, крещеная. Помолиться мне надо бы, но боюся я. Человек ты, я вижу, неплохой, не выдашь, надеюсь? Времена-то сейчас смутные, неспокойные.

Филипп не выдержал и расхохотался.

— Да что вы! Конечно, только я, наверное, выйду. Не по мне все это, я человек неверующий.

Лукерья промолчала, а когда он вышел, только огорченно покачала головой, бубня про себя, что молодежь нынче пошла не та.

Глава 35

Как только она принялась за молитву, почувствовала вдруг сильную дурноту и, с трудом выглянув в тамбур, крикнула что есть мочи:

— Помогите! Люди, помогите!

Филипп услышал и подбежал к ней, подхватил и стал заносить хрупкую старушку обратно в купе, и тут она потеряла сознание.

Приведя ее в чувство, он сказал:

— У вас сердечко шалит, нельзя вам волноваться сильно. С чего вдруг вам так плохо стало?

Она, отдышавшись, посмотрела на него непонимающим взглядом и произнесла:

— Никогда мне не было так плохо. Я сама от всех болезней лечу, много заговоров знаю, а такое со мной впервые сделалось. Это, мил человек, из-за тебя. Отметина в тебе есть сильная. Давит она на людей, — она отвернулась.

Такое ему уже приходилось слышать, но никогда он не обращал на это внимания, а теперь стало страшно. Может, из-за этой непонятной, но проклятой отметины и жизнь у него не складывается?

— Лукерья Павловна, — тихо произнес он, — ты вот говоришь, что заговоры всякие знаешь, может, и меня от отметины той избавишь.

Бабка повернулась к нему и, проведя теплой ладонью по его лицу, ответила:

— Не с тобой пришло это, не с тобой и уйдет. Я тут не смогу ничем помочь.

— Как же мне быть? Ведь жизнь моя еще продолжается и, значит, мне до конца нести это проклятие?

— Может, и не проклятие это. Я ж говорю, отметина Божья. Она может и благословением быть. Спи, сынок. Много тебе в жизни придется еще испытать, силы нужны будут, — уже сквозь сон проговорила она.

Не сказала ему бабка главного. Когда пирогом угощала, прочла по руке судьбу его, да и ужаснулась. А плохо стало, как только молитву за него читать начала.

«Некрещеный, никак байстрюк, с отметиной — тяжелой судьбы человек, а умом и челом видный», — сделала вывод старушка, так и не решив, кто же есть на самом деле ее попутчик.

Наутро он уже не застал Лукерью в вагоне, зато увидел в окне знакомые пейзажи Екатеринбургских пригородов. Через четверть часа поезд остановился на вокзале.

— Филипп! Филипп, — такой родной голос прозвучал где-то среди толпы. Он наконец увидел Емельяна. — Скорей! Скорей, батьку твоего казнить собираются, ироды проклятые!

— Что?! Какого батьку? Ты чего…