Знахарка

- Я уже и травы палила, что по весне собрала, - дымом горницу обходила, окуривая каждый угол. И настоем чабреца струпья сдабривала. Да только с того пузыри эти не то что не уменьшились - словно бы выросли, соком наливаясь. И черными стали, зловонной жижей делясь. А как прорвалась зараза по-за волдыри кровавые, Литомир говорить перестал, глаза закрыв. И видится мне, долго не протянет...

Говор Веселины прерывался рыданиями, и Крайе приходилось останавливать бабу, да переспрашивать, чтоб сказ ее разуметь. А как поняла она, что с мужем да дитем Лины то же, что и с батькой Зары, старая знахарка за голову ухватилась:

- Чтоб их. Знать, Мор по селу пошел. И коли староста с малым слегли, то и другим не сдюжить.

Крайя поднялась с колен да прошла в горницу, бабу за собой зовя:

- Ты проходи, Веселина, раз отвары нужны. У меня осталась одна склянка, а там еще сготовлю. Не знала я, что так скоро примочки сподобятся.

И знахарка сняла с выступа, что у самой печи, небольшой пузырек:

- Вот, это внучка еще состряпала. Снадобье хорошее, целебное. Настоянное на меду. Тот тысячелистник с багульником Ярка сама собирала. По полной луне. В лесах дремучих, ни одной людиной не встревоженных. Все честь по чести. Остальные склянки я отдала Заринке, такая ж беда у нее. Пусть Свят спросит отваров у девки, а я ж сварю еще. Да только сдается мне, что на одни примочки уповать не стоит...

- Про что ты? - Удивилась Веселина.

Крайя задумалась. Никогда еще на ее веку не встречалась хворь такая, которая б съедала людей целыми селеньями. И чтоб отвары, целебной ворожеи окутанные, не помогали...

Знать, сила мертвая живет в струпьях этих. А против такой - другая, что жизнью зовется, лишь сгодится. Да только где ж ее взять? Вот и Ярка село покинула. И Улада, знать, уже померла, дар светлый передав. И осталась лишь она: в былом ворожея, нынче - ночница. И сумрак в ее жилах бежит. Да только справится ли он со Струпным Мором?

Крайя тяжко вздохнула:

- А что в селе бают?

- В селе-то? - Веселина устало покачнулась. - Уж и не пытай меня, знахарка. Темные времена настали в Княжестве нашем. Говорят, Богослав в Град Престольный ныне ездил. В храм святой ходил. А там младенчиков оголяют, метки черные разыскивая. Будто бы от ворожбы все это. Да только что младенчик? Душа чистая, святая еще. Едва на свет явившаяся. А он - метки. И нынче службу после вечери читать станет. О ворожбе да покаянии. О колдовстве говорить будет. А заодно и глянет, кто пришел на службу ту, а кто - нет. А там и костры зажгутся, Мор пытаясь вытравить с Земли Лесной...

Крайя попятилась. Понимала она, что над Княжеством беда нависла. Да только чтоб сами дети Лесов на себя гнев просили?

Знахарка задумалась. Слыхала она про такое - чтоб посеред костра погребального людина живая стояла. Ведьмою слыла. Да очищалась огнем святым, душу испуская. Неужто и у них такому быть?! Аль не побоится Богослав взора святого, под которым сей грех чинить станет?

И вспомнилась Крайе ночь старая, посеред которой стояла она на коленях перед молодицей, что дитя рожала. Голодный крик ее внучки. И сказ Богослава о том, что не забудет он вины что малечи-Яры, что ее, знахарки старой.

- Ты бери, Веселина, отвар, да домой иди. Смажь струпья мужнины да Нежега, да в храм поспеши. Не говори покамест про болячку, потому как коль прознают храмовники, что муж твой исцелился, виновного в ворожбе искать начнут. А кто ищет, тот найдет... Неладно нынче в Светломесте. Торопись!

Лина благодарно обняла знахарку за плечи и, впустив морозный клубок в дом, выскользнула во двор. А как старостина баба покинула избу, Крайя устало опустилась на лавку подле Анки.

Проверила лоб той, чтоб не горячим был. Да разбудила девку нечаянно.

- Пить, - запросилась Анка, - и знахарка поднесла ей к губам бульона наваристого, что сготовила нынче утром.

- Окрияла уже? - Спросила старая знахарка, отирая льняной холстиной пот с широкого лба.

- Окрияла, - откликнулась баба, откидываясь телом на изголовье лавки. И видно было, что с трудом слова ей даются, да все одно заговорила та что о Богославе, что о дитяти, в мужнином доме оставленном. Запросилась восвояси:

- Ты не бойся, Крайя, здорова я уже, - Анка выдохнула тяжко, гулко. Закрыла глаза. Засопела, переводя дыхание. А потом снова залепетала: - Сама дойду до избы богославовой, к малече меня тянет. Сколько ж лежать посеред горницы твоей?

И вновь испарина на лбу пробилась крупная, да только понимала знахарка: самое тяжкое - позади. А дома, быть может, и сгодится Анка больше, чем тут, на сеннике. Да и Богославу будет спокойнее, когда нареченная окажется рядом. Не станет он больше знахаркиного порога обивать, выпытывая, не пришла ль в себя Анка. И, быть может, ласка бабья его охолонит. А там и селу полегчает.

- Будь по-твоему, Анка. Не стану держать. Возьми вот только с собой отвары от болезни. Да мазей, что на рубцы прикладывать. Жива ты осталась только благодаря Яре. Я не она, так помочь не смогу.

Анка от слов Крайи задумалась. Нахмурилась, а потом с трудом вымолвила:

- Ты скажи, бабушка, что сотворила со мной Яра?