Кот, всякий раз в ответ однозвучно мурлыкал, в первом случае это значило – «и не надейся», во втором – «ага, даже двух». Священник абсолютно спокойно реагировал на кошачий сарказм, завершая утреннюю беседу фразой: – Возверуй, и надежда не обойдет тебя, – а вечером, поглаживая рыжего упрямца по голове: – Нам бы и одного, ибо из двух один будет Антихрист, и поди разбери, кто из них кто.
Кот забивался под кровать, где его уже ждала миска с теплым молоком, а хозяин садился за книги и проводил в этом занятии долгие ночные часы, изредка истово крестясь от прочитанного, а иной раз и чертыхаясь, после чего снова крестясь, еще более ожесточенно.
Да, он был чудной, но его вера в Мессию являлась столь высокой и сильной, что вызывала уважение даже у Кота, который по своей отвратной натуре не уважал никого, включая собственную мать, окотившую его шестым по счету в недрах мусорного бака и успевшую вытащить в безопасное место пятерых, пока на голову последнего несчастного новорожденного не навалили такую гору картофельных очистков, что его немощный писк не долетел до ее ушей, и кошка сочла последнего сыночка погибшим.
«Раз ему так нужен Мессия, – думал Кот, вспоминая ужас одиночества и ожидания конца под остатками Паслена клубеносного, – будет». Весь следующий день он высматривал среди прихожан фигуру, наиболее подходящую Мессии. В первой половине сеанса попрошайничества Кот мучился вопросом – мужчина или женщина? Люди проходили мимо, кто с улыбкой, кто в задумчивости, хмурные, смешные, непроницаемые, нервные, истеричные, со сталью во взгляде, с печалью в глазах. Все они, по мнению рыжего эксперта, на роль Мессии не подходили.
«Да, мой романтичный хозяин, – думал Кот, – понятно, отчего так много лет ты ждешь, непонятно – зачем».
Ближе к полудню у входа в храм остановилась полная улыбчивая дама с дочерью лет пяти-шести. Она достала из кошелька монетку, протянула малышке и сказала:
– Можешь дать ее кому захочешь.
– А если я захочу оставить ее себе? – спросила девочка, зажав монетку в ладошке.
– Ты должна отдать ее, она не твоя и уже не моя, – мама погладила дочь по головке.
– А чья она? – удивилась девочка.
– Бога, – ответила мать, – а Он хочет поделиться своей милостью с тем, кому она нужна.
Нищая труппа при этих словах ожила, зашевелилась, застонала, запричитала и окосела еще больше, захромав еще сильнее. Девочка обвела взглядом всех убогих, старательно привлекающих ее кривляньем и гримасничаньем, и остановилась на Коте:
– А котику можно?
Дама с умилением посмотрела на Кота, потом на дочь и рассмеялась:
– Раз Божий Дар у тебя в руках, значит, ты сейчас Бог, а Богу виднее, кого одарить милостью своей.
Девочка положила монетку перед Котом, и они с мамой вошли в храм. Монета тут же перекочевала в карман «благоухающего» компаньона, а мысль о том, что Мессией может быть даже ребенок – в кошачий мозг.
После антракта, связанного с проповедью Священника, начался второй акт пьесы «Жизнь попрошайки в теле кота». На выходящих из дверей, осеняющих собственные одухотворенные лица наложением креста, рыжий притворщик смотрел иными, хоть и по-прежнему зелеными глазами. Каждый из них потенциально Мессия, в каждом пребывает Бог, а значит, и Слово Его, не хватало только момента, события, подсказки, знака, чтобы любой, вне зависимости от возраста, пола и сословия, явил из себя Мессию.
Мой хозяин не глупец, сказал себе Кот, он знает об этом и ждет не Мессию, а Знака, сотворящего его. Кот взглянул на соседа, смердящий лицемер, прячущий здоровую ногу и видящий глаз за грязным тряпьем, не он ли Мессия, прекрасный лебедь, сбросивший оковы иллюзии и стряхнувший с себя, гадкого утенка, перья лжи и обмана?
Нет, Кот активно замотал башкой, только не он. А может вон тот, холеный господин в лаковых ботинках и шикарном костюме? Хорош, ухожен, красив. Такому пошло бы.
Любование Кота роскошным джентльменом прервал возмущенный вопль одного из попрошаек, вцепившегося грязной пятерней в отутюженную брючину франта:
– На пропитание убогому, господин, всего несколько монет.
Ответом господина послужил щелчок тростью по запястьям нищего и элегантный пинок под зад, отчего доходяга, неожиданно сам для себя, освободил насиженное на паперти место конкурентам, оказавшись внизу, на принадлежащей церкви освещенной земле.
Кот ошеломленно раскрыл глазища – непростительная ошибка для наблюдателя, благословленного Священником. Человек с человеком, как кошка с собакой, думал он, припоминая челюсти мастифа, но мы-то разные, а люди все одинаковые. Рассуждая таким образом, ближе к вечеру, в предвкушении миски с молоком, Кот пришел к неожиданному выводу: Мессия, скорее всего, не мужчина, не женщина и не ребенок. Он вообще не человек, Мессия – Кот. Освещенный нимбом осознанной Истины, четырехлапый пророк ткнул головой дверь кельи. Хозяин прервал молитву и спросил, не оборачиваясь:
– Ну как, видел?
– Мур-мур, – ответил Кот, что можно перевести как – «да хозяин, Мессия пришел».
– Ты уверен? – Священник встрепенулся и прижал двумя руками крест, висевший на шее, к груди.
– Мурррр (сомнений быть не может).