– Открой ребенку! – холодно скомандовала Соня из своей комнаты.
– Сама открывай! – плывущим от выпитого голосом огрызнулся отец. Но даже его пьяные глаза видели, что Соня держит ситуацию.
Позвонили еще три раза резко и нетерпеливо. Тут муж решил пойти ва-банк и очень громко крикнул:
– Подождешь… женский детеныш!
Соня не ждала, что ребенок станет заложником их конфликта. Она выскочила и, минуя кухню, молнией бросилась к входной двери. В секунду она схватила ключи от машины с вешалки и, распахнув дверь, вывалилась на остолбеневшего сына. Загребая его в охапку, она точно воткнула ключ в обратную сторону двери.
Муж опешил от такого маневра, а опомнился, когда дверь с шумом захлопнулась. Следом щелкнул верхний замок, и, пока он ковырял своим ключом оба отверстия, машина с женой и сыном укатила в неизвестном направлении.
Он кинулся к своему седану, завел его, но вовремя сообразил, что пьян, взбешен и запросто угодит в аварию. Оставив ключ в зажигании и крепко хлопнув дверцей, он поплелся в дом, уже не ожидая, что конфликт пройдет мимо внимания чутких соседей. Ему показалось, что старуха из правого дома пялится на него глазами, выросшими до размера блюдец.
Опустив голову, он шагнул в дом и хлопнул дверью так, что не оставил соседям шансов обойти вниманием их семейную драму.
Глава 43.
За каких-то полчаса цивилизованный мужчина с неплохим заработком и стандартным семейным набором ценностей был полностью сбит с ног. Кто он теперь? Почему все произошло именно так? Ответить себе он не мог из-за мутного похмелья, но и жить с таким отчаянием было невыносимо.
Рука бесконтрольно опрокидывала бутылку в рот, но каждый новый глоток напоминал, что будет только хуже. Человек оторвался от горлышка и что было сил запустил бутылку в стену. Возникло некрасивое пятно, сползающее к ковру. Как этот потек был созвучен с тем, что происходило в его душе! Разбит и обтекает. Пьянеет и глубже копает себе яму.
Мужчина уселся за стол и потупил глаза. Смотреть на мир было противно, и зрачки отказывались давать фокус на предметы. Жена и ребенок в одночасье испарились. Может, ненадолго, а может… Но даже не эта мысль приносила опустошение – жить, как раньше, уже не получится. Никогда! Политика местечкового семейного деспотизма порушена, и мнимый контроль безвозвратно исчез. Почему?
Ни один ответ не приходил бедняге в голову. Едва зародившись, мысль ударялась о пустоту и обращалась в пыль. Глаза не видят, а голова глухая и бесполезная. При слабом осмыслении возникшего вакуума становилось не по себе. Мужчина знал, что, когда он протрезвеет и вернется к здравому смыслу, его соображалка непременно раскопает решение, обнаружит себе дорожку, и два полушария обставят новый мир с еще большим шиком. Он что-нибудь придумает, без всяких сомнений! Но так жаль, что на ровной сейчас площадке, где не осталось даже щепки от хибары его эго, вырастет новая конструкция из тех же материалов, только с подправленным дизайном. Ничуть не лучше прежней, только с другими названиями и более изощренными принципами.
Человек не умер, хотя лучше бы наоборот. Он и не знал, что взрыв личной амбиции, гибель манеры жить собой и своим «я» сильнее страха смерти. Во стократ сильнее! Новые идеи, непохожие на наскучившие продукты здравого смысла, свободно дули в туннелях сознания и вырывались за границы времени, когда умом можно видеть, как проходит пять или десять минут. Время вытянулось и стряхнуло с себя линейку, приставленную к ней человеком.
Вопрос «почему» уже не так беспокоил Сониного мужа. Он только вначале казался острым и жизненным. Царство времени заволокло собою все области разума, и вопросительные интонации «за что?» или «почему?» потеряли в весе и парили теперь наряду с остальными думами. Но даже и объемное скопление мыслей занимало лишь крохотный уголок на временной ленте.
Так прошло три часа. Окончательно стемнело, и давно полагалось спать. Но сон не пришел бы, даже напрасно стараться. Мужчина встал и доплелся до ванной. Он заглянул в зеркало, но оно ничего не отражало.
– Фу ты! Надо умыться… что-то с глазами.
Холодная вода произвела необходимый эффект, и человек взбодрился. Следуя свежей волне, он подставил под кран голову и ждал, пока не станет сводить мышцы шеи. Этот прием пробил брешь в сомнамбулическом ступоре, и движения тела обрели знакомую гибкость. Но Сонин муж не желал влезать в комбинезон своего старого «я». Он хорошо знал, что сработает защита и он помимо воли выстроит похожий мир, и будет там жена с ребенком, или, может, произойдет перезагрузка, и «он» прежний перелезет в новую форму. Но будет тот же замусоленный, чопорный и неврастеничный характер. Тот самый, который заставлял нравиться самому себе, который делал всех людей чем-то ему обязанными – помочь или взять ответственность за ошибку. Прочь! Прочь от меня!