Читаем Знаки во времени. Марокканские истории полностью

Надо сесть во дворе, ответили они. Тут прячутся дженун.

Ученики поежились и записали, прислушиваясь к журчанью воды под черепицей. А Сиди Али бен Харазем вещал дотемна, пока ласточки не перестали летать над городом.


VI


Полтора столетия назад на извилистой улочке фесского меллаха жила почтенная чета - Хаим и Симха Хахуэль. Сегодня о них никто бы и не вспомнил, не будь их дочь Сол писаной красавицей.

Еврейские девушки могли ходить по улицам без покрывала, и красота Сол Хахуэль вскоре стала притчей во языцех.

Мусульманские юноши поднимались из медины и гуляли по меллаху, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на Сол, когда она пойдет к фонтану за водой.

Однажды ее увидев, Мохаммед Зрхуни приходил каждый день и ждал, пока она не появится, чтобы полюбоваться ею. Чуть позже он заговорил с девушкой, а потом предложил руку и сердце.

Родители Сол выступили категорически против: ведь ей пришлось бы отречься от иудаизма.

Семья Зрхуни тоже осудила эту затею: зачем нужна еврейка в доме? Как и большинство мусульман, они считали, что обращение еврея в ислам нельзя считать подлинным.

Мохаммед не хотел брать в жены мусульманку, поскольку в этом случае необходимо считаться с мнением женской родни: когда наконец-то увидишь лицо невесты, тебя уже фактически на ней поженят. Родственники непременно учитывали размер калыма, и Мохаммед сильно сомневался, что их избранница сравнится по красоте с тем сокровищем, которое он обрел в меллахе.

Сол тоже была без ума от своего поклонника-мусульманина. Ее родители своими неистовыми речами лишь разжигали ее страсть. Как и Мохаммед, она не понимала, почему должна уважать мнение старших.

Случилось неизбежное: однажды она вышла из дома и не вернулась. Мохаммед покрыл ее хаиком, спустился с ней в медину и отвел через мост в родительский дом в Кеддане.

Мохаммед жил с матерью, тетками и сестрами -отец умер в прошлом году. Из почтения к усопшему женщины приняли невесту, как подобает, чуть ли не восторженно, и справили свадьбу, которая подразумевала обращение невесты в ислам.

Мать обронила: хорошо хоть невеста досталась даром, и Мохаммед догадался, что поэтому она и приняла, пусть неохотно, Сол в свою семью.

Ну а сама Сол почти тотчас поняла, какую ошибку совершила. Хотя девушка была знакома с мусульманскими обычаями, она даже не подумала, что ей навсегда запретят выходить из дома Зрхуни.

Когда она заспорила с Мохаммедом, доказывая, что ей нужно подышать свежим воздухом, муж ответил, что, как всем известно, женщина выходит лишь три раза в жизни: когда рождается и покидает материнскую утробу, когда выходит замуж и покидает отчий дом, когда умирает и покидает этот мир. Мохаммед посоветовал ей гулять на крыше, как все другие женщины.

Тетки и сестры вовсе не приняли Сол как родную, и она все острее ощущала себя самозванкой. Они шушукались между собой и резко умолкали при ее появлении.

Так прошло несколько месяцев. Сол умоляла, чтобы ей разрешили проведать мать и отца. Сами они не могли приходить к ней, дабы не осквернять дом.

Сол казалось несправедливым, что женщинам нельзя заходить в мечеть: если бы только она могла молиться вместе с Мохаммедом, жизнь стала бы сноснее. Сол с тоской вспоминала, как исправно ходила в синагогу, стояла с матерью наверху и слушала отца, певшего внизу с другими мужчинами.

Дом Зрхуни стал тюрьмой, и Сол решила оттуда сбежать. Как-то раз ей удалось раздобыть ключ от входной двери, она закуталась в хаик и незаметно проскользнула на улицу. Не глядя по сторонам, Сол поспешила на самый верх талаа, а затем направилась в меллах.

Счастье в доме Хахуэля продлилось всего лишь день. Взбешенный и оскорбленный поступком жены, Мохаммед пошел прямо кулемам и рассказал им свою историю. Они выслушали, посовещались и объявили, что его жена виновна в вероотступничестве.

На следующий день отряд мохазния постучал в дверь дома в меллахе, а затем под вопли и стенания схватил девушку. Ее выволокли из дома и протащили по улицам Фес-Джедид; позади шла большая толпа.

У Баб-Сегма толпа растянулась и встала кругом. Сол кричала и пыталась сорвать с себя веревки, но ее заставили преклонить колени в пыли.

Высокий мохазни вынул меч из ножен, высоко его занес и обезглавил ее.


VII


Дни призрачней ночей, кравшихся меж ними. На улицах спрашивали: Где он?

На закате, когда складывали товары, над суком поднимался ропот.

В кандалах. В Фесе.

Абделджбар.

Поднятые брови, быстрые улыбки, понимающие кивки. Когда рифцы сожгли назарейский корабль, султан Абдеррахман послал своих солдат в Риф, надеясь умиротворить владельцев. Они пошли прямиком к каидам и шейхам, предложив серебряные реалы в обмен на имена виновных.

В городе, где жил шейх Абделджбар, был юноша по имени Эль-Аруси - все восхищались его сильным телом и прекрасным лицом. Но шейх Абделджбар почему-то ненавидел молодого человека, и об этом нередко судачили в суке. Трудно было понять причину его неприязни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги