Знакомое лицо. Повести, рассказы

— Когда же они приедут? — спросила теща, уже переодевшаяся в праздничное пестрое платье, вышедшее из моды и поэтому подаренное дочерью матери. — Они какое-нибудь время назначили?

— Они сказали, что приедут утром, если будет достаточно солнечная погода.

Погода была солнечная, очень солнечная, но кинооператоры не ехали. Бергер еще раз внимательно осмотрел весь дом и дворик и вышел за калитку.

Мимо шли нарядные люди с поезда, с электрички, проходившей по насыпи почти у самого дома Бергера. Только широкое серое шоссе, обсаженное юными соснами и березками, отделяло дачи, тесно лепившиеся друг к другу, от насыпи и электрички.

Бергер, строгий, торжественный, несколько раз взад—вперед прошелся вдоль соседних зеленых штакетников и заборчиков, сплетенных из ржавых проволочных заграждений, приблизился к киоску, где стояло уже много людей с бидонами и кастрюлями в очереди за пивом. И вот в тот момент, когда дошла его очередь, когда уже он отдал деньги буфетчику и принял из его рук тяжелую и холодную кружку с пивом, подле дома номер шесть остановился темный старенький запыленный автомобиль.

Из автомобиля первым вылез грузный, черноволосый, похожий на огромного пингвина человек в белой вышитой украинской рубашке и в кофейного цвета пиджаке, накинутом на плечи. В руках он держал что-то напоминавшее издали рупор.

Бергер, так и не прикоснувшись губами к кружке, поставил ее на прилавок и побежал навстречу этому человеку.

Из машины вылез еще один человек — маленький, в синей куртке, похожей на спецовку, с кожаной сумкой на ремне, перекинутом через плечо, и с большой металлической коробкой в руках.

— Где здесь дача номер шесть? — спросил грузный мужчина. — Дача инженера Бергера?

— Да я не инженер, — сказал Бергер. — Я же просто рабочий—электрик. Вы не узнали меня? Вы же были у нас на заводе...

— Ах, это вы и есть Бергер! — протянул ему руку приезжий. — Не узнал. Но это ничего. Где ваша дача?

— Вот наша дача. Пожалуйста, проходите. Мы вас ждем, как вы сказали...

У калитки уже стояла теща, второпях слегка припудрившаяся и еще более взволнованная, чем зять.

— Пожалуйста, познакомьтесь! — представил ее Бергер. — Мать моей жены, Марья Ивановна, моя теща.

Приезжий, проходя в калитку, как-то боком протянул ей пухлую, влажную от пота руку:

— Илья Наматов, режиссер.

— Очень приятно, — сказала Марья Ивановна. — Очень приятно, что вы наконец приехали. — И кивнула на зятя. — Он уж весь извелся. И такая жара...

Режиссер медленно шел по дворику, по свеженасыпанному желтому песку, оставляя большие глубокие следы от красивых новых сандалет.

Оглядев дворик и веранду, спросил:

— Дети есть?

— Нет, то есть есть, — в некотором замешательстве ответил Бергер. Девочка двух лет, но она, к сожалению, уехала с матерью, с моей, таким образом, женой, в дом отдыха.

— Жаль, жаль, — раздумчиво огляделся опять режиссер. — Надо бы что-нибудь такое для оживления. Собаки у вас есть?

— Нет, собак не имеем...

— Жаль! — повторил режиссер и стал пристально вглядываться в Бергера. Как же я вас одного буду изображать? Мне бы хотелось, напротив...

— А вот моя теща Марья Ивановна...

Режиссер мельком взглянул на нее и, должно быть забыв, что уже здоровался, снова протянул ей сбоку пухлую руку:

— Илья Наматов, режиссер.

— Да мы уже... — сконфузилась Марья Ивановна, но все-таки еще раз пожала пухлую, влажную руку вежливо и даже почтительно.

Илья Наматов поднялся на открытую террасу, прошелся по ней, чуть приседая, как бы испытывая крепость досок. Потом крикнул помощнику:

— Петя, устанавливай вот здесь! Да не здесь, а внизу. Попробуем дать их снизу. Товарищ Бергер, поднимитесь сюда...

— А Марья Ивановна? — спросил Бергер.

— И Марья Ивановна пусть поднимется. Становитесь вот здесь. Нет, не так. Вы, товарищ Бергер, как бы выходите из вашей дачи, из этих дверей. А вы, Марья...

— ...Ивановна, — подсказал Бергер.

— А вы, Марья Ивановна, — повторил режиссер, — пройдите сюда. Товарищ Бергер как бы выходит из дачи, а вы вот здесь — на втором плане переставляете цветы. Вот так возьмите горшок с цветком и переносите его сюда...

— Да зачем я—то? — покраснела Марья Ивановна. — Я же тут совсем ни при чем.

— Вы для оживления. Мне нужен кадр, — строго посмотрел на Марью Ивановну Илья Наматов. И ему вдруг подумалось, что он где-то когда-то уже видел это лицо, с таким же смущенным и в то же время чуть гордым, независимым выражением.

И Марье Ивановне показалось, что она тоже где-то встречала этого грузного, черноволосого, уже начавшего лысеть мужчину.

Но ни Марья Ивановна, ни Илья Наматов не придали значения тому, что им показалось и подумалось. Мало ли ему встречалось разных лиц за его хлопотливую жизнь кинодокументалиста. Да и она немало повидала разных людей.

— Вот держите этот цветок, — поднял вазон Илья Наматов и протянул его Марье Ивановне. — Как я скажу "готов", вы понесете этот цветок сюда, а вы, товарищ Бергер, по той же команде будете выходить из дверей.

Десять раз режиссер поднимал руку и говорил "готов", десять раз теща переносила цветок и зять выходил из дверей, но все это не удовлетворяло режиссера.