Как и Амос, и даже еще в большей мере, Осия опирался на Моисееву традицию. Но он осмыслял ее со своей собственной позиции. Бог Сам выбрал Свой народ и вывел его из рабства, и это было актом свободной любви. Но Израиль предал эту любовь, впал в блудодейство, отдав свое сердце на служение кумирам и расторг завет с Богом. Забвение же истинного Бога повлекло за собой и крайний нравственный упадок. «Нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле; клятва и обман, убийство и воровство и прелюбодейство крайне распространились, и кровопролитие следует за кровопролитием» (Осия, 4:1–2). Сами богослужения Яхве в Израиле превратились в пустой ритуал, из которого выхолощен смысл и в котором нет любви. Но Бог устами Осии восклицает: «Я милости хочу а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Осия, 6:6). Но этого Боговедения как раз и нет в Израиле.
В интерпретации Осии, Боговедение, или Богопознание, имеет двойной смысл. С одной стороны, это знание о том, Кем является Бог и что Он сделал для Израиля, т. е. знание традиции отцов. Отсутствие такого знания привело к идолопоклонству и нарушению заповедей. И здесь вина священников и пророков, не научивших народ. Но, с другой стороны, знание, о котором говорит Осия, – это знание сердца, требующее ответной любви на любовь Бога. И эту любовь, которую Израиль хранил во время странствий в пустыне, народ, как считает Осия, утратил, вступив в землю обетованную.
Как и Амос, Осия тоже возвещал неизбежную кару за грехи и разрушение царства. По мысли пророка, чтобы осуществить свое предназначение, народ должен умереть, а затем творческим актом Бога он будет возрожден для новой жизни. Осия провидел время, когда Господь возвратит избранный Им народ из переселения, восставит его от смерти, упразднив саму смерть и власть ада. Именно тогда и осуществится та цель, для которой Бог призвал народ Израиля.
Не умаляя критерия истинной правды, сформулированного Амосом, Осия все же больше говорил не о Боге, грозном Судье, но о Боге милосердной любви, что по-еврейски выражено очень многозначным и труднопереводимым словом
Меняется и возникшее у Амоса представление о целебном наказании. У Осин оно выступает как высшее доказательство любви – любви, которая не мирится с изменой возлюбленной, но принуждает ее к спасительному для нее страданию, чтобы вернуть ее.
Кстати, символичными были и имена, которые Осия дал своим детям от Гомери. Своего сына он назвал Изреель, что значит Бог рассеет, но также и Бог рассудит. Само это имя как бы служило для людей указанием на близящийся Божий суд над израильским народом и одновременно говорило о милосердии Бога, Который, в конце концов, восстановит рассеянный народ. Дочерей же пророк назвал Ло-Амми, т. е. Не Мой народ, и Ло-Рухама, т. е. Непомилованная, что он тоже обыграл в тексте книги, когда проповедовал о чистосердечном покаянии.
Осия не только делает такое сердечное раскаяние возможным. Он твердо верит, что оно обязательно совершится. И тогда та, которую назвали Ло-Рухама, станет называться Рухама, т. е. Помилованная, а Ло-Амми станет называться Амми, т. е. Мой народ: «И помилую Непомилованную, и скажу не Моему народу: Ты Мой народ, а он скажет: Ты мой Бог» (Осия, 3:23).
В конце времен в новом обществе, среди нового Израиля, целомудренного как дева и многочисленного как песок морской, ибо к нему присоединятся язычники, будет восстановлен брачный союз с Господом во всей его полноте. Основой этого союза со стороны Бога будет правда, суд, благодать и милосердие, а со стороны человека познание Господа, т. е. единение с Ним в любви.
Брачные образы, возникшие в пророчестве Осин, очень важны. Они как бы исходная точка всей той брачной мистики, которая развивается в дальнейшем, переходя из Ветхого в Новый Завет и концентрируясь в Ветхом Завете в книге Песнь Песней. Нельзя отрицать, что задолго до пророка Осин эротический символизм уже имелся в разнообразных восточных религиозных и магических культах, связанных с плодородием. Но то, что раньше было выражением узкоматериалистического отношения к божеству, теперь меняется до неузнаваемости. В союзе мужчины и женщины все внимание теперь сосредоточено не на плотском начале отношений, но на соединении двух личностей, слиянии двух сердец. Образ же Бога, ищущего сердце человека, рождает новое представление о Божественной любви как милости и особом даре Бога, любви, облагораживающей и возвышающей человека, приобщающей его к вечности. Заслуга Осин и состоит в том, что он первым развил это учение о взаимной любви Бога и человека. Недаром же отцы Церкви сравнивают строгого Амоса с Иоанном Крестителем, а Осию – с любимым учеником Христа апостолом Иоанном Богословом.