Знакомство с Тишковым

Никогда не думал он, что это долгожданное событие произойдет так просто. Ему казалось, что его еще долго будут испытывать, проверять. А вот, оказывается, уже проверили и вывесили приказ. И наверно, сам Курычев подписался.

Егорову хотелось своими глазами прочитать приказ. Но он не мог задержаться. Надо было ехать.

— Поздравляю, — повторил Жур. — Это очень приятно, что ты уже закончил испытательный срок. Но все главные испытания впереди. Нас теперь с тобой будет испытывать сама жизнь. До самой смерти, однако, будет испытывать. Со всей строгостью…

Жур еще что-то говорил, но Егорова сильнее всего тронули слова «нас с тобой».

Жур, казалось, приобщал его этими словами к чему-то необыкновенно значительному и важному — более важному, чем уголовный розыск, куда так старался поступить Егоров. Вот он и поступил. Но это еще не все. Далеко не все.

Жур вышел с Егоровым во двор.

Во дворе уже трещал, кряхтел и пофыркивал старенький автобус «Фадей».

— Ты сейчас едешь, Егоров, на происшествие в первый раз не как стажер, а как работник. Ты это учти, — сказал Жур во дворе. — Вся ответственность на тебе. Кузнецов и Солдатенков должны слушать тебя. Я их предупредил. Ну, счастливо тебе, Саша…

Автобус уверенно зафыркал и, медленно набирая скорость, выехал из ворот в темную ветреную ночь.

Переделкино, ноябрь 1955 г.

ЧЕРЕЗ КЛАДБИЩЕ

Милым моим товарищам в Белоруссии

1

— Не пойду я, — сказал Михась и снова укрылся рваным сереньким одеялом. — Не пойду и не пойду. Вот и все.

— Как это ты вдруг не пойдешь? — удивился Мамлота, протянул руку, чтобы снова сдернуть с Михася одеяло, и на мгновение мучительно зажмурился от резкой боли. — Тебе же, это подумать только, все документы уже заготовлены.

— Документы, — потер кулаком глаза Михась. — Что я, не знаю, кто их писал? Она же вовсе неграмотная по-немецки, эта Клавка Прищемилина. И этот Бумбер как лопух. Такие печати ставит, что Ворожейкова прошлый раз чуть не повесили. Еле убежал. И все из-за печати. Можешь его самого спросить. Я его вчера видел в Богатове. Говорит: «Они меня уже в сарай заперли и двух полицаев поставили». Ворожейков же врать не будет…

Мамлота поправил повязку на ноге, осторожно пот гладил ногу.

— Так что же ты хочешь, Михась? Может, ты хочешь, чтобы тебе сам Гитлер документы писал и печати ставил?

— Не Гитлер, но хотя бы Наташа Гилевич. Я с ее документами везде ходил. И без звука.

— Тебе же известно, где сейчас Наташа. Смешной ты, ей-богу…

— Пусть смешной. Но не пойду. Пусть хотя бы Петьку Замковича посылают. Ему тем более выдали сапоги.

— Что, это я, что ли, выдал ему сапоги? Это же Казаков приказал…

— Пусть Казаков его и посылает.

Мамлота медленно и грузно поднимается, встает, почти касаясь черной седеющей головой потолка землянки, берет костыль. Может, собирается пойти доложить Казакову.

Михась чуть встревоженно смотрит на него, смотрит, как он прилаживает костыль под мышкой.

Но Мамлота не уходит:

— Глупый ты все-таки, Михась. Я даже никогда не думал, что ты до такой степени глупый. Даже смешно и печально. Бугреев же никого, кроме тебя, не примет. Поскольку ты уже был у него. И он твой, ты сам говорил, хороший знакомый. Неужели ты правда женщины испугался?

— Не испугался, но мне обидно, — отбрасывает одеяло Михась. — Ты знаешь, кто это такой был — Ирод?

— Ирод?

— Вот видишь. Даже ты не знаешь, — нехотя надевает штаны Михась. — А я как только подхожу к калитке, она сейчас же начинает. «Ну что, говорит, Ирод, опять явился?» И делает вот такое лицо…

Мамлота наклоняет голову и, закрываясь шапкой, алеется.

— Тебе, конечно, смешно.

— Да не смешно мне, — как бы утирается шапкой Мамлота. — С чего ты взял, что мне смешно? Ничего смешного нету. Ты только забавно показываешь, какое у нее лицо.

— А ты бы сам посмотрел. В такой момент я все бы бросил и никогда бы туда не ходил. Идешь по улице и потом еще по еврейскому кладбищу. Казаков же не велит в таких случаях даже пистолет с собой брать.

Чтобы я был похож вроде как на деревенского. А тут вдруг, как прошлый раз, висят прямо у бывшего горсовета два повешенных. И на них вот такой плакат: «Мы — партизаны. Мы стреляли в немецких солдат». У меня прямо вся душа в этот момент переворачивается. А они сами лезут мне в глаза. И один как будто очень хорошо знакомый…

— Правда — знакомый?