— Ты мой друг, — сказала Мишель. — Однажды ты доказал мне, что готов ради меня на все. Кем же я буду, если не помогу тебе выбраться?
— Ты всех друзей так выручаешь? — спросил я, краснея.
— У меня были еще причины. Веские. Давай закончим об этом, хорошо? Ты здесь и ты жив. Это главное.
Вот черт! Слова все куда-то подевались. Как ей передать, что я чувствую? Триста двадцатый силился что-то подсказать, но я не слушал.
— Мишель, я не знаю, что тебе сказать…
— Тсс, — она легонько прижала пальчик к моим губам. Улыбнулась. — Лучше помолчим, пока ты лишнего не наговорил.
— Конечно, — согласился я.
Чувство, которое толкнуло нас в объятия друг другу у трапа, куда-то испарилось. Не хватало какого-то толчка, чтобы встать и обняться по-настоящему. Да и она в себя пришла. Старательно держала дистанцию.
— Скоро прилетает «Либерти», — сказала Мишель.
— Здорово.
— Ты улетишь со мной?
— Наверное.
— Почему не «да»?
Откуда мне знать? Она как привидение. Появляется и сразу исчезает. А я остаюсь. И не могу себе простить, что она не рядом. Это здорово неприятно, чувствовать, что нельзя к ней прикоснуться. Что у нее есть какие-то свои дела. Муж, наконец. Поэтому я просто пожал плечами.
— А если я скажу, что мне нужна помощь?
— Помощь? От меня? — удивился я. — Тогда — без вопросов. Полечу. Расскажешь мне, в чем проблема?
— Позже, когда прилетим. Это имперская планета. Зеленый Шар. Очень комфортная, тебе понравится.
— Почему не Рур? Ты же вроде бы там живешь?
— Есть причины, — неохотно сказала она. — А ты куда собирался?
— Вообще-то на Кришнагири.
— Если ты о своей посылке, то есть тысяча способов ее передать.
— Да нет. Просто, я собирался туда, чтобы…
— А, ты об этом… — Мишель поскучнела, и я догадался, что только что обидел ее. Только не понял, чем именно. Я ведь только хотел сказать, что обещал своему другу искать вместе с ним «черные слезы».
Мишель закусила губу, кивнула.
— Ах да, я и забыла, — сказала она преувеличенно ровным голосом.
— О чем ты забыла? Я только хотел тебе сказать…
— Юджин, — прервала она. — Я все помню. Ты мне рассказывал. Я не думала, что это так важно для тебя.
— Достаточно важно.
Мой желудок начал громко протестовать от голода. Так громко, что она услышала.
— Прости меня. Ты же голоден. Пойдем в бар, съедим чего-нибудь?
— Хорошо, — согласился я. И поплелся рядом, не решаясь взять ее за руку. Я гадал, что же не так сказал? Все же я действительно идиот. Вечно ляпну что-то этакое, от чего нормальные люди или смеются или бегут от меня, как ошпаренные.
— Ты прав, — согласился Триста двадцатый. И добавил: — Еще мне кажется, что я становлюсь идиотом вместе с тобой, чувак.
— Нахватался словечек.
— Мне нравится. Емкое определение. Означает приязнь к человеку, к которому обращаешься.
— Ты изменился, дружище.
— Я знаю. Мне нравится меняться.
Глава 4
Старые друзья
— Давай пройдемся по кораблю? — предложил я после обеда. — Познакомлю тебя с друзьями. Они нормальные, клянусь! Не те, которых ты видела, — добавил я, заметив ее недоверчивый взгляд.
Она согласилась только из вежливости. Все равно тут делать больше нечего.
— Пойдем в машинное. Там Кен должен быть. И Пятница. Они меня от крыс спасли.
— От крыс? — поспевая за мной, удивилась она. — Как это?
— Ну, меня за неподчинение приказу в Восьмой ангар сунули. Он законсервирован. Это место тут такое, вроде гауптвахты.
— И что дальше?
— Ну, а там крысы. Огромные такие. Чуть не сожрали меня. У меня до сих пор все ноги в шрамах. Кен меня спас. Он там жил очень долго. Его за самогон наказали.
— А что такое самогон?
И я, стараясь пропускать самые откровенные сцены, рассказал ей про Петра Крамера. Про спасение Милана, про бой с охраной, и про сражение с крысами. Не говорю только про Триста двадцатого. Иначе она окончательно от меня отвернется. Кому нужен друг-мутант? Получеловек-полумашина. Рассказал ей про Кена, и про умного Пятницу. Про то, как ходил в шубе из крысиных шкур, и как Кена потом в машинном отыскал. В общем, столько всего понарассказывал, что нормальному человеку в это трудно поверить. Вот и Мишель так же. Думает, что я преувеличиваю. Вижу это по ее глазам. Тогда я остановился, расстегнул липучки на голени и продемонстрировал ногу в шрамах.
— Как же ты выдержал? — спросила она.
Вот черт. Не хватало, чтобы она меня жалеть начала.
Я рассмеялся.
— Как обычно. С трудом.
Она только покачала головой.
— Иногда я чувствую себя очень глупой. Столько ненужной жестокости. Не могу понять, неужели нельзя без этого обойтись? Вы, наверное, друг другу таким образом мужественность демонстрируете, да?
— Прости, но ты говоришь глупости.
И удивленная улыбка в ответ.
— Ты очень изменился.